Снежная роза

О господи. Бедный ребенок. Я сделала из нее такого же параноика и трусишку, как я сама. Вероятно, она будет оставаться в своей берлоге до тех пор, пока не появлюсь я и не скажу, что горизонт чист.

Я чувствую себя виноватой, когда иду на кухню и на автопилоте наполняю чайник. О чем думает и что чувствует Хедер? И что мы будем делать, если эти женщины действительно здесь поселятся? Вариантов у меня немного. Я не могу взять Хедер в путешествие в никуда. Она всего лишь ребенок, она не может жить в автомобиле. Наши фотографии опубликованы в прессе, нас сразу узнают. На первой же станции техобслуживания, где мы сделаем остановку, нас задержат. Мы не можем поехать домой. Мы не можем никуда поехать.

Пока я завариваю кофе, мои тревожные мысли ходят по замкнутому кругу. Я несу поднос в вестибюль и слышу тяжелый стук двери наверху и разговор. Первой я слышу Агнес, тон ее голоса более резкий.

– …Чудовищно! – говорит она. – Куда хуже, чем на снимках. Эти туалеты просто омерзительны. Если он думает, что я их отчищу, он просто сумасшедший. Пока это самое худшее место.

София говорит успокоительно:

– Да ладно тебе, все хорошо. Всего лишь немножко грязи. Мы с этим справимся. Кроме того, если потребуется, мы можем получить помощь.

– Вот ваш кофе, – говорю я, держа в руках поднос с тремя кружками и кувшинчиком молока. – Вы пьете с сахаром?

Обе качают головами, глядя на меня так, будто успели забыть о моем существовании.

Затем София говорит:

– Спасибо, Рейчел. Мы идем.

Пока они спускаются по лестнице, я киваю в сторону восточного крыла дома:

– Идемте туда.

Я веду их в старую столовую. Через минуту мы усаживаемся за ближайший край стола, держа в руках кружки с кофе. У меня было время подумать, и я чувствую себя более бдительной и способной взять на себя инициативу.

– Зачем вы осматривали верхний этаж? – не раздумывая спрашиваю я. – Там будут делать ремонт? Интересно, какие у компании планы насчет этого жилья? Такой изумительный старый дом!

Я говорю искренне. Двух недель, проведенных здесь, мне хватило, чтобы полюбить этот дом. Хотя мы обжили лишь крошечную его часть, я начала ценить красоту и характер, скрывающиеся под покровом упадка. В нем есть какая-то печаль, которую я не могу идентифицировать, однако она гармонирует с моим теперешним состоянием. Дом и я со всеми нашими потерями и разрушениями ощущаем какую-то симпатию друг к другу. Оба мы подобны великолепным творениям, которые были заброшены и теперь полны призраками и воспоминаниями.

– Не совсем ремонт, – говорит София. Из них двоих она кажется более мягкой. Возможно, только кажется. Весь этот шарм частной школы. – Скорее подготовка. – Она адресует слабую улыбку Агнес. – Вы же знаете, подготовка – это все.

– Безусловно, – говорю я. – Но подготовка к чему?

– К мероприятиям, – говорит Агнес слегка раздраженным тоном. – А в вашем случае это означает подготовку к нам.

Я недоуменно смотрю на нее:

– Что вы имеете в виду?

– Мы сюда переезжаем.

– Когда?

– Скоро. Завтра. Рано.

Я ахаю от такой оперативности:

– Но Элисон говорила, что предупредит меня о чем-либо подобном! – Я в ужасе. Это слишком быстро. – Я не понимаю, почему это так необходимо.

Агнес задерживает на мне внимательный взгляд.

– Вам и не надо понимать. Дом принадлежит компании. Она имеет право поселить здесь кого угодно в любое время. Если вам это не по вкусу, можете съезжать.

София бросает на нее обеспокоенный взгляд и мягко говорит мне:

– Но в этом нет нужды. Мы здесь не для того, чтобы вас прогнать. Честное слово, мы не будем вам мешать. Большую часть времени вы и знать не будете, что мы здесь. У нас так много дел!

Я ценю ее попытки наладить между нами хорошие отношения.

– Хорошо. Но что вы будете делать? Если вы планируете восстановить дом, работы здесь непочатый край. Я не знаю, с чего можно начать.

– Об этом не беспокойтесь, – говорит София. Агнес, кажется, немного нервничает, но помалкивает. – Вы узнаете больше, если решите остаться тут надолго. А сейчас вам нет необходимости уезжать. Продолжайте рисовать, а мы будем тихими, как мыши. Если получится…

Она улыбается мне. Она сняла свою шапочку и забросила длинные светло-каштановые волосы на спину.

– Не исключено, что мы вам понравимся.

Я ничего не говорю и прихлебываю кофе. Завтра. Что мне делать?

Когда они уезжают, я бегу наверх посмотреть, не оставили ли они каких-нибудь следов, объясняющих цель их визита, но ничего нет, только несколько оставшихся открытыми дверей. Спускаясь вниз, я вдруг вижу Хедер, стоящую посреди вестибюля, точно на центральном квадрате. Она держит Теддингтона и смотрит на меня – как всегда, бледная.

– Милая моя, вот и ты! – Я бегу к ней и обнимаю. – Я по тебе скучала! Ты испугалась? Но ты правильно сделала, что спряталась. Ты была в берлоге?

– Да, – говорит она. Ее нежный голос больше походит на шепот. – А еще я ходила в старый коттедж.

Я в ужасе ахаю: