Снежная роза

Возможно, это началось в ее раннем детстве, когда нянька злобно дергала ее за волосы и шлепала, если она отказывалась сидеть тихо и делать то, что ей велели, без возражений. Следующая нянька оказалась не лучше, но вдобавок была неряшливой и ленивой и забывала вовремя покормить детей. Если они жаловались, то получали удары щеткой для волос и приказ немедленно отправляться в постель. Леттис казалось, что она и сестры живут в странном королевстве вдали от родителей, королевстве, где все правила вывернуты наизнанку. На первом этаже заправляла семья, слуги суетились, исполняя приказы, убирая в доме и делая жизнь хозяев комфортной. Однако на втором этаже, за дверью, дети были отданы на милость слугам и их прихотям. Летти съеживалась и пряталась, когда лакей приходил понежиться в кресле, стоявшем в детской, ставил ноги на каминную решетку, иногда сажал няньку себе на колено, обнимал ее за талию и целовал. Однажды Летти подсматривала в дверную щель и увидела, как он засовывает свой язык в нянькин рот, а руку под юбку. Она была так поражена, что уронила жестяную игрушку, которую держала в руке, и та с громким стуком свалилась на голый пол. Лакей и нянька отпрянули друг от друга, одернули одежды, нянька пригладила волосы и выскочила в коридор. Увидев Летти, она громко выругала ее, схватила за руку, потащила в спальню и начала избивать, пока Летти не зарыдала, пытаясь уворачиваться от ударов.

– Видишь, что бывает, когда ты не делаешь того, что сказано? – вопила нянька, ее лицо пылало от ярости и возбуждения. – А теперь лежи, пока я за тобой не приду, и не вздумай кому-нибудь сказать хоть словечко, а не то, клянусь, я сдеру с тебя шкуру.

Трясущаяся от боли и страха Летти лежала тихо, как мышь, несколько часов, пока не замерзла и не почувствовала острую необходимость пойти в уборную. В конце концов нянька вернулась, чтобы ее выпустить. Когда Летти снова оказалась в детской, лакея и след простыл.

В один прекрасный день эта нянька тоже исчезла. Они часто исчезали. Люди, которые были частью их жизни, однажды утром просто не появлялись, и больше их никто не видел. Пустое место без объяснений занимал кто-то незнакомый. Иногда Летти всерьез задумывалась, может ли такое произойти с ней, Арабеллой или Сесили. Однажды они проснутся и обнаружат, что одну из них сменила более приятная модель, менее склонная к беспорядку. Более послушная.

Но если такому суждено случиться, то подменят Арабеллу. Она знала, что слуги больше всего не любят Арабеллу: с темными непослушными волосами, торчащими во все стороны, колючими карими глазами и острым подбородком – она не была такой миловидной, как Сесили. Она была мечтательной и в то же время экспрессивной – шумное существо, которое нельзя не заметить, с громким голосом, бесстрашно набрасывающееся на любого, кто осмеливался ее упрекнуть. Няньки побаивались наказывать ее, но Летти видела, что они сдерживают себя, как если бы больше всего на свете им хотелось высечь Арабеллу. Летти подозревала, что именно Арабелла рассказывала взрослым о преступлениях самых худших нянек. Облегчение наступило, когда в конце концов появилась няня Хьюз, медлительная и тяжеловесная, однако по-своему любящая. Наконец-то прекратились шлепки и пощечины и всегда был обед.

– Ты и мухи не обидишь, – говаривала она Летти. – Ты просто маленькая мышка.

Однако Арабелле она говорила:

– Никто не захочет такую сорвиголову, как ты, мисс! Будь добра, следи за собой и своими манерами.

Арабелла не обращала на это никакого внимания.

Сесили была всеобщей любимицей. Каштановые волосы Сесили не торчали во все стороны, а мило выглядывали из-под лент и заколок блестящими локонами, которым Летти завидовала. Карие глаза Сесили на свету отливали ореховым, и она прекрасно танцевала. Ее склонность ко вранью никогда не привлекала внимания в доме, где было полно людей, живущих в мире иллюзий. Кроме того, никто не был по-настоящему уверен, что правда, а что нет, поскольку версий происходящих событий всегда было так много. Няня говорила одно, девочки другое, причем каждая свое. Служанка видела что-то такое, чего никто из них не видел, а горничная не видела вообще ничего, но могла выдвинуть здравое предположение. Мама ничего не знала о том, что происходило в детской, и верила всему, что ей говорили, а папа только смеялся и просил своих «дурочек» быть потише.