Снежная роза

Я никогда не подвергала сомнению религию. Я попросту ее принимала. Чего ради, если уж на то пошло, мы так суетимся, если в ней ничего нет? Почему ею настолько пропитана вся взрослая жизнь, если это всего лишь сказки? Все, кого мне следовало уважать и кому следовало подчиняться, были верующими. А еще я любила церковные гимны, и Пасху, и Рождество, и Великий пост, Праздник урожая и прочие церковные праздники. Я любила рассказы о святых и библейские истории. И кто может не согласиться с тем, что мы должны любить своих близких и всячески стараться быть хорошими? Однако после окончания школы я отошла от религии. Поскольку рядом не было никого, кто бы меня заставлял, я никогда не ходила в церковь, за исключением кануна Рождества, когда в подвыпившем виде я подвывала дискантом любимым гимнам вроде «Придите, все верующие». Старые ритуалы постепенно исчезли и оказались забыты. Все это была давняя история, которую я хорошо знала когда-то. Но не теперь.

Внезапно в голову приходит ужасная мысль. Возможно, если бы я продолжала ходить в церковь – молить о прощении, стараться быть хорошей, – жизнь могла бы сложиться иначе.

Защити нас от всех опасностей и несчастий.

О нет.

Меня как будто пронзает стрела. Где я ошиблась? Я так давно не просила о защите. Так давно не произносила этого заклинания. Я забыла, что мне нужно защищаться от опасностей и несчастий. Что нам всем это нужно.

Я забыла защищать всех нас. В этом я ошибалась? И до сих пор ошибаюсь.

Я чувствую слабость, какой-то жуткий дурман в голове, который угрожает повергнуть меня во мрак. В опасности и несчастья.

– С вами все в порядке? – Мэтти наклоняется вперед и хмурится, глядя на меня. – Вы плохо себя чувствуете?

Мои веки дрожат, я с трудом глотаю воздух и вытягиваю руки, чтобы схватиться за стол. В голове какой-то вой, какой-то визг, настолько высокий, что я воспринимаю его как отвратительный комариный звон, от которого кожу начинает покалывать, а во рту появляется горький вкус. Я не могу говорить. Я стараюсь дышать, как будто это единственное, что может мне помочь.

– Помоги ей, Мэтти. – Это голос Сисси, который теперь становится резким. – Помоги ей.

Я чувствую сильные руки, которые подхватывают меня и тянут вверх, так что теперь я сижу прямо. Моя голова валится назад. «Дыши, дыши», – приказываю я себе.

– Ну ладно, ладно, – твердо говорит Мэтти. Я чувствую легкую пощечину на одной щеке, потом на другой. – Это что-то вроде истерики.

Я хватаю ртом воздух, каждый вдох сопровождается странным высоким звуком, вырывающимся из глубины горла. Осознание того, что у меня не получилось сделать, душит меня. В горле стоит жесткий ком.

– Не делай ей больно, – кричит Сисси.

– Ничего. Ей это не повредит. Ее нужно немедленно вывести из этого состояния.

Затем я чувствую горячую боль: Мэтти отвешивает мне сильную пощечину. Я шокирована, однако боль убирает ком в горле и открывает легкие для сладкого воздуха снаружи.

– Вот, – говорит Мэтти и отпускает меня. Мои плечи тяжело опускаются, и я делаю долгие глубокие вдохи. – Это помогло.

Когда я поднимаю на них глаза, мне неловко из-за того, что произошло, однако они ничуть не смущены. Нет ощущения, что моя слабость, чуть ли не потеря сознания, удивила их.

– В этом что-то есть, Мэтти, – шепчет Сисси. Она взяла вязанье и поглаживает его одной рукой, в то время как черные глаза, кажется, смотрят сквозь шерсть. – Ты как думаешь?

Мэтти кивает, не отводя от меня взгляда.

– О да, – соглашается она. – В этом что-то есть. И вправду что-то есть.

Глава тринадцатая

Как только я прихожу в себя, сразу заявляю сестрам, что мне пора идти. Я все еще угнетена тем, что едва не потеряла сознание на пустом месте. Они всего-навсего спросили, верующая ли я, а со мной чуть припадок не случился. Должно быть, они думают, что я не в себе.

Вдобавок я разочарована. У меня по-прежнему нет ни малейшего представления о том, что связывает их с домом и что за церковь прячется где-то в саду. История, по их утверждению, повторяется. Но что это за история? Хорошо или плохо то, что происходит сейчас? Если происходит.

В доме все верхние окна распахнуты. Должно быть, они проветривают этаж. Время от времени я вижу движение – мелькание тени, когда кто-то проходит мимо окна. Что они там делают? Убирают, предполагаю я. Что еще там делать?

Я на кухне, готовлю ланч для нас с Хедер. Я пугаюсь, когда слышу быстрые приближающиеся шаги. Я едва успеваю сунуть сэндвич Хедер в буфет, когда в проеме двери появляется Агнес. Ее глаза сверкают.

– Вы пользовались запасами в подвале?

Я чувствую, как мое лицо заливается краской.

– Ну? – Ее голос суровый и яростный.

– Я…

Я опускаю глаза. Не могу встретиться с ней взглядом.

– Даже не пытайтесь врать. Ясно, что это вы. Больше здесь никого нет, черт возьми.