Снежная роза

– Хорошо, – говорит она наконец. – Хорошо.

Она снова смотрит на меня:

– Позаботьтесь сделать это побыстрее. И не забывайте, что я за вами слежу.

Меня трясет, когда я сажусь на кровать и выкладываю перед Хедер ее сэндвич. Она сидит, опираясь на подушку, на одеяле раскрытая книга. Она протягивает руку и машинально берет сэндвич, а я смотрю, как она держит его, не отрываясь от чтения.

Она так бледна, почти такая же белая, как наволочка. Я глажу ее по голове. Волосы под моей рукой прохладные и мягкие.

– Что нам делать, милая? – полушепотом спрашиваю я. – Все меняется. Не знаю, как долго мы сможем здесь с ними оставаться. Но куда нам идти? Где мы будем в безопасности?

Хедер, кажется, не слышит меня, она целиком поглощена книгой. Я слышу слова, которые эхом отдаются в моей голове. «Защити нас от всех опасностей и несчастий». Они звучат снова, на этот раз громче. И снова. Я сознаю, что произношу их вслух. «Защити нас… защити нас…» Неужели я молюсь?

Хедер смотрит на меня с любопытством. Я произношу эти слова все быстрее и быстрее, пока они не превращаются в скороговорку. «Защити нас, защити нас, от всех опасностей и несчастий, опасностей и несчастий, несчастий, несчастий…»

Я чувствую, как у меня в горле снова растет панический ком. Я боюсь, что начну вопить, или бороться с удушьем, или потеряю сознание. Тут Хедер с улыбкой кладет свою руку на мою. Она ласково говорит:

– Мадам говорит, не надо бояться. У тебя все будет хорошо. Мадам говорит, что помощь идет.

– О милая! – Я улыбаюсь ей, но мои глаза полны слез. – Хотела бы я, чтобы это было правдой.

– Это правда, – просто говорит она.

Я глажу ее по щеке.

– Я хочу тебе только добра. Ты это знаешь?

– Да, мамочка. – Она пристально смотрит на меня.

– Я так тебя люблю, – нежно говорю я.

Она улыбается.

– А я тебя еще больше.

Я крепко обнимаю ее и целую в прохладную щеку.

– А я тебя больше всего.

Во второй половине дня София и Агнес спускаются вниз и направляются к своему фургону. Рычит мотор, хрустит под колесами гравий, и они исчезают. Интересно, может, они отправились пополнить запас продуктов? И когда они вернутся? Однако я с облегчением вздыхаю, когда рев их фургона тает вдали. Я снова одна.

Я надеваю пальто и сапоги и через кусты рододендрона направляюсь в ту сторону, куда в воскресенье ходили они. Между густыми деревьями все еще мокро, солнце не может проникнуть сквозь плотную листву. Пробираясь по грязи, я слегка дрожу. «Интересно, насколько велик этот сад?» – думаю я. У меня возникает странное чувство, что я могу идти весь день и все же каким-то образом останусь в нем.

Это не сад. Это поместье.

И тут впереди я вижу островерхую шиферную крышу и поднимающийся над ней невысокий шпиль, увенчанный крестом. Итак, вот она. Церковь. Я выхожу из кустарника и вижу ее перед собой. Это простое сооружение, похожее на детский рисунок – прямые линии и прямоугольная форма. Церковью его делает огромная арочная дверь под большим экстравагантным окном, изобилующим яркими красками и детализированными изображениями. Я вижу голубей, овец, ковчег, трубы и ангелов, лучи льющегося с небес света, торжествующего мессию в белых одеждах, нисходящего к поднятым вверх лицам верующих.

Да, это и в самом деле церковь.

Охваченная любопытством, я иду вперед и подхожу к парадному входу. Вблизи церковь производит более сильное впечатление, чем на первый взгляд. Дверь из толстого дуба, с черными железными петлями и витиеватыми ручками в виде колец. Я поднимаю одну ручку, и она легко поддается. Дверь открывается.

Внутри светло. Вверху в стенах проделаны окошки в форме трилистника. В дальней стене над алтарем – еще одно огромное окно с тонированным стеклом, розовый свет из которого падает на деревянный стол. Этот стол, который, должно быть, служит алтарем, стоит на возвышении, а внизу в несколько рядов стоят деревянные стулья с пюпитрами для молитвенных книг на спинках. Их не больше двадцати-тридцати. Остальное пространство от дверей до заднего ряда стульев больше похоже на гостиную или на игровую комнату. По краям располагаются пыльные красные бархатные диваны и мягкие кресла на изогнутых ножках. Тут есть книжные полки, фортепьяно, клавесин и, к моему удивлению, стеклянный шкаф с небольшими хрустальными бокалами для хереса. Я громко смеюсь.

– Что здесь смешного?

От неожиданности я подпрыгиваю и резко оборачиваюсь. В двери стоит Сисси, волосы ее почти закрывают лицо, рука сжимает кольцо на двери.

– Ой, Сисси! Вы меня напугали. Ничего… ничего смешного. – Я иду к ней. – Это я, Рейчел.

– Я знаю, – просто говорит она. Ее темные глаза смотрят мимо меня, в сторону лучей мягко окрашенного света на алтаре. – Я знала, что вы сюда придете. Я ждала.

Я снова смеюсь, на этот раз неловко:

– Вы знали, что мое любопытство возьмет верх. – Я оборачиваюсь и осматриваю пыльную старую церковь. Трудно представить, чем могли заниматься здесь в воскресенье София и Агнес.

– Вы ходили сюда, когда были девочкой? – спрашиваю я, повернувшись к Сисси.

Она улыбается.