Снежная роза

Она была вся в поту, ноги ныли, от грима щипало кожу, но она скорее умерла бы, чем призналась этим ухоженным и недружелюбным особам, как ей на самом деле скверно.

– И давно ты этим занимаешься? – спросила девушка с сигаретой.

– Нет, – честно ответила Наташа, не вдаваясь в подробности, и стала вынимать из платья булавки.

Третья манекенщица до сих пор молчала, меряя новенькую настороженным взором, но, очевидно, решила, что настало время указать ей на ее место.

– С такой внешностью, как у тебя, я бы на многое не рассчитывала, – высокомерно заявила она. – То, что тебя фотографировали, еще не значит, что твои снимки возьмут в журнал, а если не возьмут, ничего тебе не светит.

У Наташи дрогнули губы, но она вспомнила кое-какие разговоры манекенщиц у графини Берг и решила не оставаться в долгу.

– Ты, главное, почасовую оплату бери, – выпалила она. – Больше получится. А обо мне не беспокойся.

По выражению лица третьей манекенщицы Наташа поняла, что попала в точку. Две другие девушки переглянулись и захихикали. К счастью, на этом месте в дверях возник ассистент, который попросил манекенщиц пройти на съемку.

– А это вам, – добавил он, протягивая Наташе конверт.

В нем лежало сто франков. За месяц работы у графини Наташа не получала и четырехсот. Девушка так опешила, что забыла даже сказать «спасибо».

Все ушли, и она осталась одна, если не считать Мармелада, который уселся на стол под лампионами и, шевеля усами, зачарованно таращился на коробку с рассыпной пудрой. Переодеваясь в свою одежду, Наташа поймала себя на мысли, что ненавидит ее. Ей безумно не хотелось расставаться с платьем, которое она надела для съемки, но она знала, что не имеет права забирать его, и погладила его рукой на прощание, как живое существо.

– Идем, Мармелад!

Впопыхах Наташа совсем забыла стереть грим, и, когда она, доставив кота на авеню Клиши, вернулась в дом моды, служащие поглядели на нее с изумлением.

– Где ты пропадала? – сурово спросила Нина Сергеевна.

– Меня снимал мсье Ноэль, – ответила Наташа. – Новый фотограф. Он был сегодня вместо мсье Фери.

Нине Сергеевне очень хотелось уличить во лжи девчонку, которая, по мысли немолодой дамы, была всегда недостаточно с ней почтительна. Нина Сергеевна являлась вдовой тайного советника и искренне страдала, если чувствовала, что ее мало уважают – а это чувство не покидало ее никогда, ни при каких обстоятельствах. В метро ее без всякого уважения толкали, цветочница продавала ей цветы, разговаривая недостаточно любезным тоном, кассирша в магазине отсчитывала Нине Сергеевне сдачу точно так же, как какой-нибудь другой покупательнице, и вообще мир так мало ее ценил, поэтому неудивительно, что в нем то и дело происходили войны, революции, землетрясения и всякие катаклизмы.

– Ты вовсе не должна была сниматься, – сухо начала Нина Сергеевна. – В твои обязанности не входит…

Она совершенно упустила из виду, что графиня, заинтересовавшись разговором, подошла поближе.

– Это какой Ноэль – Голенищев, что ли? – спросила хозяйка дома с любопытством.

– Да, Григорий Федорович, – подтвердила Наташа.

– И он выбрал вас? Но ведь все знают, что ему нелегко угодить. – Несколько мгновений графиня всматривалась в лицо Наташи так, словно увидела его впервые. – Мадам Норман! – подозвала она работающую у них даму пятидесяти с лишним лет, которая снималась для журнала «Моды» еще в 1901 году, а сейчас была кем-то вроде начальницы при манекенщицах. – Алиса ведь от нас ушла? Вот что, займитесь мадемуазель Натали. Научите ее ходить как надо, разговаривать с клиентами и… словом, всему. Пока она будет у нас вместо Алисы. – Она повернулась к Наташе и улыбнулась сухой, чисто деловой улыбкой. – Платить я вам на первых порах буду восемьсот франков плюс стол. Нина Сергеевна! Нам понадобится новый курьер.

Для манекенщицы той поры 800 франков были, прямо скажем, не бог весть какой зарплатой, но Наташа и не подумала протестовать. Эти деньги означали, что Верещагины наконец смогут уехать с авеню Клиши, что Николаю больше не придется портить себе зрение, беря на дом дополнительную работу, и возможно, что отцу даже удастся оставить ремесло сторожа. Те 800 франков, о которых говорила графиня, означали не свободу – но лишь первый шаг к ней, и не исключено, что самый важный.

Узнав о предложении графини, Татьяна Александровна заволновалась.

– Ты несовершеннолетняя, по закону контракт за тебя должен подписать отец… А что, если он откажется? Надо как-то его подготовить к тому, что тебе предложили новую работу.

Однако, ко всеобщему облегчению, полковник спокойно отнесся к тому, что его дочь будет расхаживать в модных нарядах перед незнакомыми дамами и господами, уговаривая их сделать покупку.

– Я надеюсь все же, что ты будешь вести себя прилично, – вот все, что он счел нужным сказать.