В девятой секции рабочие под сосредоточенным взглядом незнакомого Наташе худого брюнета с безупречным пробором перетаскивали декорации. Мармелад, впервые попавший в подобную обстановку, с любопытством озирался. Брюнет обернулся и вопросительно покосился на Наташу.
– Добрый день, месье! Вы снимаете портфолио для журнала? Я привезла три наряда от графини Берг, как и было условлено.
– А, да, платья, – произнес брюнет таким тоном, словно видел уже тысячи самых разных платьев, и они успели ему порядком надоесть. – Как вас зовут, мадемуазель?
– Наташа… то есть Натали.
– Вы русская?
– Да.
– Очень приятно, – сказал брюнет, переходя на русский язык. – Меня зовут Григорий Федорович Голенищев, он же Ноэль, и я фотограф. Почему Ноэль – понятия не имею, меня так окрестили в журнале, потому что Голенищев… ну, словом, сложно для французов. Это ваш кот?
– Да, – подтвердила Наташа. – Это Мармелад.
– А он спокойный? Вы сможете его удержать, ну, допустим, минуту? Вообще – вы хотите сняться для журнала?
– Я? – изумилась Наташа.
– Ну да, вы. Давайте-ка сюда эти глупые платья…
И Голенищев-Ноэль забрал у Наташи тяжелые наряды, которые, по правде говоря, успели ей порядком надоесть, потому что тащить одновременно их и кота было довольно-таки обременительно.
– У меня тут меха для съемки, – продолжал фотограф, водружая платья на вешалку, на которой уже висело десятка два самых разных нарядов, в чехлах и без них, – вечернее платье из валансьенских кружев и еще какая-то ерунда. Но этот дурацкий павильон меня убивает.
– Правда? – машинально спросила Наташа. Она уже увидела то самое платье из кружев, о котором так пренебрежительно отозвался собеседник, и ее сердечко затрепетало от восторга.
– Конечно. Что тут можно сделать? Ну, задник какой-нибудь поставить, столик воткнуть, статую. Пару ступенек. Драпировки протянуть, – Голенищев поморщился и обернулся к рабочим. – Нет, эту колонну левее… А ту переставьте вглубь. Нет, ближе ко мне. Чуть-чуть правее… Ладно, оставьте так. – Он вздохнул и поглядел на Наташу. – Так вы согласны поработать манекеном?
В то время это слово означало и собственно неодушевленный манекен, и манекенщицу.
– Да! – выпалила Наташа, больше всего боясь, что ее новый знакомый передумает.
– Очень хорошо, – одобрил фотограф. – Пойдемте, я покажу, где вы можете накраситься для съемки.
Глава 13
Прорыв
Казалось бы, что может быть легче, чем надеть прекрасное кружевное платье, накинуть на плечи меховой палантин и принять изысканную позу перед камерой? Однако через несколько часов Наташа была близка к тому, чтобы расплакаться.
Перво-наперво выяснилось, что она не умеет наносить макияж, необходимый для съемки, и фотограф сам загримировал ее и сам сделал ей прическу, которая, с его точки зрения, была нужна для фотосессии. Затем платье, о котором Наташа так мечтала, не подошло ей по размеру – оно оказалось широковато в талии. Впрочем, эту проблему тоже решили, заколов сзади ткань булавками.
Туфли же, которые привезли для съемки, наоборот, оказались Наташе малы, потому что вообще-то они предназначались для другой манекенщицы, с меньшим размером ноги.
– Ничего не поделаешь, туфли должны быть в кадре, – сказал Голенищев, и Наташа поняла, что придется терпеть.
Все четыре с половиной часа, пока шла съемка, она чувствовала себя, как вредная дочка мачехи, посягнувшая на хрустальную туфельку Золушки. А между тем фотограф требовал от нее улыбаться, поворачиваться в разные стороны, принимать разные позы и ни в коем случае не кукситься.
Мармелад тоже доставлял немало хлопот. Он отворачивался от объектива именно тогда, когда надо было смотреть в него, в момент съемки менял положение на руках у Наташи и вообще вел себя своенравно, как и всякое животное.
Париж заливало палящее солнце, бывший самолетный ангар раскалился, и в нем было практически нечем дышать. Но Голенищев, казалось, ничего не замечал. В наглухо застегнутой рубашке и корректнейшем галстуке он снимал кадр за кадром, время от времени требуя от ассистентов переставить задник или передвинуть реквизит. Юпитеры светили на полную мощность, Наташа чувствовала, как по телу у нее течет пот, и боялась, что грим тоже поплывет в самый неудачный момент.
Наконец фотограф объявил, что ее съемка закончена. Сдавленно охнув, Наташа опустила Мармелада на пол, возле вешалки сбросила обувь, стащила меховой палантин, кое-как повесила его и босиком прошла в небольшую гримерку, предназначенную для манекенщиц.
На девушку тотчас уставились три пары недружелюбных глаз. Это были модели, которых Голенищев должен был снимать сегодня и которые не испытывали никакого восторга оттого что модный фотограф пропустил вперед никому не известную дебютантку. Одна из девушек курила, жадно затягиваясь, и ее окутывало чуть ли не облако сигаретного дыма.
– Хорошо поработали? – двусмысленно спросила крашеная блондинка, которая сидела, закинув ногу на ногу и обхватив колено руками.
– Просто замечательно, – объявила Наташа гордо. – Великолепно!