Снежное дыхание любви

— Мне нужно избавиться от родимого пятна. Моя мама нашла доктора, но не в Москве, не в России. В другой стране.

— Европа? Штаты? — быстро перечислял он, прикидывая, где может стоить операция столько, сколько сказала Нина. Точнее, не сказала, а он сам вычислил по цене двадцати трюфелей…

— Нет. Это Тунис.

— Вот как? — Антон удивился. — Впрочем, эта страна на севере Африки особенная. Французы очень много вложили в нее. Вас должен оперировать арабский доктор?

— Он наполовину француз. Мама работала на конференции с его коллегой. Он учился во Франции. — Нина улыбнулась. — Вообще-то я могла бы ничего не платить. При одном условии.

Антон насторожился. Он не верил в искренние намерения тех, кто ставит условия. Его сердце забилось быстрее. Он поморщился, осуждая себя за необычную реакцию. Условия ставят Нине, не ему, а он видит ее первый раз в жизни.

Но не последний. Конечно. Она отдаст ему карту, он заставит ее это сделать. Значит, им придется встретиться в Москве.

Такая мысль ему понравилась.

— Какое условие?

— Скорее, предложение. Знаете, — Нина зарделась, — мама не стала мне говорить об этом, она знала, что я не соглашусь. Бабушка рассказала. Условие такое — я выхожу замуж за сына доктора, он хочет в жены русскую блондинку. Потом его отец делает мне операцию. Бесплатно.

— Хорошенькое дело — бесплатно! — возмущения такой силы Антон Метельский не ожидал от себя. — А знаете ли вы, что этот сынок должен платить солидный выкуп за невесту-соотечественницу?

Нина кивнула.

— Знаю. Бабушка рассказала.

— Понял. Значит, вы поедете в Тунис сразу, как только соберете деньги. — Губы под усами скривились. — Боюсь, ваш доктор уйдет на покой, прежде чем вы соберете столько денег с вашими работодателями. А хотите поехать прямо сейчас?

Нина открыла рот.

— Прямо отсюда? — нашлась она, чтобы унять собственную дрожь.

— Я открою вам кредитную линию, — он улыбнулся.

— Не-ет, — она наклонила голову и посмотрела на него с усмешкой. — Только на свои.

— Вы правы, если вам предлагают зависимость, это опасно. Хорошо, если отдадите мне карту, можете поехать прямо в каникулы. В феврале. На свои, как вы и хотите.

Нина запустила пальцы в волосы. На солнце, которое в середине дня решило осветить хмурый осенний день, они потекли золотым потоком между пальцами.

— Я должна подумать.

Нина отвернулась от Антона, указала на портрет мужчины, который она заметила раньше. Теперь, освещенный солнцем, он подстегнул любопытство.

— А кто это на портрете? — спросила она.

— Мой предок. Вот его работа по грибам, — он взял с полки книгу и подал ей.

— Профессор Бухгольц? — Нина не верила своим глазам. — Я читала эту книгу в Ленинке. Тысяча восемьсот девяносто шестой год.

— Я внучатый праправнук Федора Владимировича Бухгольца, — сказал Антон.

— На самом деле? Вы? Того профессора Рижского университета, который составил коллекцию грибов для графини Екатерины Павловны Шереметевой, в селе Михайловском Московской губернии? — на одном дыхании проговорила она.

— Вы это знаете? — он удивился. — Да, он мой предок. Это он меня толкнул в объятия к грибам. Когда я учился в школе, я проверил рецепты Федора Владимировича. Вы читали книгу, помните, что в ней есть рецепты для консервации образцов. Я убедился, что на самом деле в спирту грибы сохраняют форму, но обесцвечиваются. А цвет, как известно, важный признак при определении гриба. Я даже составлял консервирующую жидкость доктора Овена…

— … вода, соль, сулема и квасцы, — перебила его Нина. — Окраска сохранялась, но гриб разбухал. Так вот почему вы стали заниматься грибами?

— Пожалуй, — сказал Антон. — Потом мне понравилось — грибы не растут в офисе с девяти до шести… — Он засмеялся. — Значит, профессия миколога сделает меня свободным, как никакая другая. О чем я не думал, так это о том, что грибы станут предметом вожделения некоторых. — Он усмехнулся. — А все, что связано с этим чувством, привлекает большие деньги…

Нина порозовела, ей послышалось в его тоне что-то особенное. Она почувствовала жар под пижамой, вспомнила, чья она… Но больше всего ее испугало иное чувство — ей не хотелось уходить отсюда. Вот так сидеть, пить чай, который тебе подает этот мужчина, слушать его.

Она смахнула с лица волосы, которые мешали видеть его лицо. Она поймала себя на этом жесте, испугалась, хотела снова закрыться ими. Но… впервые с тех пор, как Дима перестал быть ее другом, она не боялась открыть лицо.

— Мои предки тоже занимались трюфелями. Они жили здесь, ходили в лес через эту речку…

Антон улыбнулся и сказал:

— Видите, мы нашли много общего, — сказал он. — Я рад.

Нина спросила:

— Так как мои вещи? Может быть, их вывесить на солнце?

— Пойду, посмотрю, — сказал Антон.

Он шел к двери не спеша, высокий, в туго сидящих черных джинсах и темно-серой толстовке. В дверях он наклонился, чтобы не удариться о притолоку. Он сделал это привычно, значит, в этом доме он появляется часто.

Нина, глядя в окно, пыталась понять, в каком поселке этот дом. Но то, что это не их поселок, точно. Иначе она бы слышала о Метельских, тем более, они — родственники профессора-грибника.