Я непочтительно звякнул ложкой о край котелка. Хотя тупые строки мне понравились.
– Ну как? – Перец ревниво поглядел на Тытырина. – Мнение профессионала нам, простым любителям, чрезвычайно важно. Но только учти, Тытырин, никакой лести! Правду, одну лишь суровую правду! Иначе поколочу, ты меня знаешь.
– Как можно! Лжа не наше, лжа подлота есмь! – Тытырин облизал ложку и впал в задумчивость.
Не забывая о каше.
Задумчивость продолжалась восемь ложек. Долговато.
– Тытырин, ты не думал отпустить бакенбарды? – спросил я на девятой.
Ну, чтобы он очнулся наконец.
– Я вот что скажу, – Тытырин закончил творческий анализ. – Скажу просто, беспристрастно, без обиняков, по-варяжски скажу. Это сильно. Да, сильно. Конечно, не Бальмонт, но сильно. Достойно. Может, издадим альманах?
– Альманах? – заинтересовался Перец.
– Ну да, альманах. – Тытырин даже забыл про кашу. – Сиречь изборник. А почему нет? У нас здесь, в Стране Мечты, должно быть все, в том числе и литературный процесс. И его надо отражать. А что может лучше отразить литературный процесс, нежели альманах? Назовем его просто – «Неделя Поэзии».
Тытырин сбился на просторечность, не заметил этого.
– Почему «Неделя»? – спросил я.
– «День Поэзии» тысячу раз уже был, «Месяц Поэзии» отдает постмодернизмом. «Неделя Поэзии» лучше всего. Я бы мог подготовить материалы… Конечно, включим лишь самых достойных, избранных. Конечно же, вас, патрон…
Тытырин отпустил в сторону Перца сидячий реверанс.
– Ваша лира достойна быть увековеченной. Затем, конечно, я дам произведений пять, не более, ну и кого-нибудь еще возьмем, того же Ракитченко…
– Снегиря, – напомнил я. – У него уже готовая поэма имеется.
– А, ты про это… – Тытырин достал из кармана книжку «Шагреневый трактор». – Это достойно лишь одного – в огонь! Нет, даже в огонь не достойно, не стоит осквернять стихию, Радогост может обидеться. Вообще, конечно, со стихами мастера… – Тытырин снова лизоблюдски поклонился Перцу, – разве может что-либо соперничать? Как скальд – золотые струны, как…
– Вольфрам Эшенбах[6]
, – вставил я.И подумал, что у некоторой части тутошних обитателей холуйство просто в крови. Тытырин, Ляжка – чем-то они здорово похожи.
– Вольфрам, конечно, большой художник, – согласился Тытырин, – но он чужд нашей традиции. Нам все-таки ближе Снорри Стурулсон[7]
, этакая рыжебородая бестия, варяжская киноварь…Дальше он озвучил еще несколько словосочетаний, среди которых были «лелеки Гекаты», «прокудливый прочижень» и «великая черевница». Подозрение в том, что Тытырин мелет чушь, которой сам не понимает, усилилось.
– Вот взять Персиваля… – Тытырин указал ложкой. – Его стиль весьма напоминает позднего Стурулсона – такое же проникновение в смысловые изломы, такие же тропы, семантика…
– Люблю его. – Перец зачерпнул каши. – Умеет. Настоящий поэт. Впрочем, об альманахе мы потом подумаем, а сейчас нам надо решать насущные вопросы. Все-таки следует сначала с Деспотатом разобраться, а лирика потом. Когда мечи грохочут, музы молчат в тряпочку.
– Отличная идея, – подзагрустил Тытырин. – Надо составить план.
– У меня уже есть план, – сказал Перец. – Вчера составил. Он прост…
– Куда проще? – вмешался я. – Тут вообще все просто. Поднимаемся в небо, летим, падаем вниз. При виде горынов деспотатчики разбегаются в разные стороны. Мы освобождаем старателей, разрушаем копи, жжем бараки и архивы, мосты, вокзалы, телеграф…
– Платиновый запас, – напомнил Тытырин.
– Захватываем платиновый запас, – согласился я. – Платиновый запас нам весьма и весьма кстати будет. Я хочу купить себе гору…
– Не пойдет, – остановил Перец. – Если мы налетим сверху, то вся эта компания разбежится. Будем потом их искать по одиночке, Застенкера, Ляжку…
– Пендрагона, то есть Ляжки, в Деспотате нет больше, – сказал Тытырин.
– Вот как? – спросили мы с Перцем вместе.
– Его же сместили. Был военный переворот, к власти пришла хунта. И земли у нас жирны, и рыба в реках, и стада тучны, приходите и володейте нами… Кстати, подлый подлизала Снегирь у них там тоже в подмикитчиках и поедателях желтых соплей… Что ж, следовало ожидать. Я давно уже понял, что Ляжка долго не продержится…
– И где же он? – спросил Перец.
– Бежал. Бежал, сверкая закорками, как последний шлях. Под покровом тьмы, при свете Волосогляда. Так что теперь там Застенкер.
– Тем лучше, – зевнул Перец. – Одним гадом меньше. Но все равно, следует предпринять комбинированную атаку. И сверху и, так сказать, снизу. Взять в кольцо. По всем правилам военной науки. Поэтому ты…
Я, значит.
– Ты отправишься в Деспотат…
– А я как раз над материалами поработаю, – вклинился Тытырин, – к альманаху, к секретному поручению…
Это он, пожалуй, не вовремя сказал. Надо ему было потом как-нибудь отмазываться, а он поспешил.