Снежные псы

Выхватывал-прятал, выхватывал-прятал, выхватывал-прятал, а сам все ходил кругами и поглядывал на Тытырина и его работу. Прочитать по-хорошему не получалось, и в конце концов мне даже пришлось уронить револьвер. И когда я наклонился, чтобы его поднять, то успел ознакомиться с текстом посредством скорочтения.

«…величественная Супротив-Гора, будто вывалившаяся из котомки самого Симоргла-Держателя в те громовые дни, когда вершил он свое радомыслие. Почувствовал в сердце моем любостай, и кануны, и слезы на глаза навернулись чистоводные, и пролил я их.

Уже два дня шеломили мы по непроходимой здре, и на день второй, когда Усень спрятался в кущи, яко птица-снегирь в просиньце, был мне знак. Явилось чудище мне, вида красного и бисятного, и хотело пожрать мя.

А спутник мой, тля жалкая, убоялся чудища шерстнатого и пал на колени и стал молить прощения. И было это так:

– Не надо! Не убивайте меня! Я хочу жить! Я еще много в жизни не попробовал!

И далее так, и далее так. И таить чего, пала на душу мою жля и кручина, и восхотел я тождь криведного, как спутник мой, не слышавший Лады, трус и муравель, тля жалкая…»

Так, фантазируем помаленьку. Значит, я жалкая тля и муравель… Тьфу, название-то какое паскудное! Паскудней и не придумать. Ну, хорошо. Я решил сразу не наказывать этого гада. Потом. При случае. При обязательном случае.

Тытырин злобно на меня оглянулся, я поднял револьвер и продолжил тренировку. Так мы и жили до вечера – я работал с револьверами, а Тытырин стучал, высунув язык чуть ли не до пупа. Потом стемнело, и мы легли спать.

Спать, спать.

Ничего, наш Снорри Эшенбах мне ответит. За муравля он ответит. Гадкое какое слово – муравель…

Глава 13 Бычки в томате

Не успел проснуться, как выстрелил.

Хорошее качество – стрелять, еще не успев проснуться. Следую заветам Варгаса. Хотя Варгас рекомендовал тренироваться каждый день, а у меня на каждый моральных сил не хватает. И патронов не напасешься. И вообще.

Стрелял с левой руки, из Берты, в ней как раз лежали патроны с пластиком. Гуманизм – лучшее из того, что придумало человечество. Я сам гуманист…

Тьфу, чего ко мне этот гуманизм так привязался? Стрельба и гуманизм несовместимы…

Попал – я никогда не промахиваюсь! – во всадника. В плечо ему прямо. Всадник отвалился назад, лошадь с испугу подсела, и они обрушились вместе на землю с грохочущим железным звуком, будто пирамида из консервных банок рассыпалась.

Я откатывался в сторону и уже слышал свист срывающихся арбалетных болтов. Фрт-фрт-фрт! Не попали, один чирканул по ноге. Но разозлили они меня изрядно. Захотелось их всех немножечко перебить.

– Не стрелять! – прохрипели откуда-то глухо.

Будто из-под земли.

И уже слышал я визг, и кто-то волок уже куда-то прозайку Тытырина и бил его древками копий. Картина сама по себе радостная…

– Не стрелять!

Голос был глухой, но все равно девчачий, хотя строгий и начальственный. Я думал уже начать отбиваться, пулять, как ненормальный, в разные стороны, стрелять, валить, Берта и Дырокол хотели крови…

– Опустить оружие! – велел голос.

Ну, думаю, хоть один здравомыслящий человек. И я тоже не стал стрелять. Демонстративно, с дружелюбной улыбкой спрятал револьверы и огляделся, оценил обстановку. Ситуация так себе: меня окружили, где-то вне зоны видимости Тытырин прорычал какое-то проклятие на своем псевдославянском.

Вокруг костра, ощетинившись пиками, алебардами, арбалетами, луками, кривыми секирами и другим средневековым оружием, стояло воинское формирование. Мрачные типы в черной лакированной броне, с белыми лицами.

О, девчонки! Так и есть, Эльфийская Ортодоксальная Лига. Встречался я уже с ними, встречался. Серьезные девицы. Предводительница у них симпатичная. Ариэлль, кажется, а в миру… память подводит… Анна Косатова? Нет, Косолапова. Пусть Ариэлль, это имя мне нравится. Надеюсь, что не ее я подстрелил.

Впрочем, вокруг были не только девчонки, несколько косматых парней в каких-то лохмотьях тоже присутствовали. Угрюмо сжимали томагавки, но при этом выглядели нерешительно.

И лошадь еще. Все стояли вокруг меня и вокруг лошади, а та лежала себе на траве и, судя по довольной морде, подниматься не собиралась. Хотя под ней что-то явно шевелилось и стремилось вырваться на свободу.

– Уберите! – прохрипел голос злобно. – Снимите же ее…

Жаль, подумал я. Значит, все-таки на коне была Ариэлль. А я ее подстрелил. Но не насмерть.

– Вот именно, – сказал я, – уберите копытное. А то из начальницы получится лепешка. Куда ее потом денете?

Кто-то додумался, ткнул коняшку пикой в ляжку. Лошадь испуганно ржанула и поднялась. Точно, под ней, изрядно впечатанная в тутошний чернозем, лежала моя давнишняя знакомая Ариэлль Косолапова. Приятная встреча.

– Приветствую, мадам, – кивнул я и подал Ариэлль руку. – Прекрасная погода, не правда ли?

Ариэлль кивнула, руку приняла и поднялась. С изяществом, кстати. Мало кто восстанет после того, как попал под лошадь, а Ариэлль смогла. Так, немного скрипнула.

– Рад сделать знакомство, – сказал я. – Вчера погода была тоже благоприятная. Вы не ушиблись?