Снежные псы

– Я тоже… – сипло и немножко невменяемо откликнулась Ариэлль. – Тоже рада… Не ушиблась…

И я подумал, что сип у нее вовсе не из-за придавленности четвероногим, а из-за простуды.

– Не хотите ли отведать бычков в томате? – предложил я. – У моего раба есть запас.

– Бычки в томате? – одурело прохрипела Ариэлль. – Бычки…

Вся окружающая банда глядела на происходящее оторопело.

– Можете… – махнула в их сторону рукой Ариэлль, – можете располагаться лагерем… там… тут… рядом…

Окружающая банда принялась устраиваться неподалеку лагерем, а я подбросил в угли веток и галантным движением пригласил эльфийскую начальницу к костру, куртуазно проворковав:

– Прошу вас, разделите мой скромный ужин.

Взял хворост, разделил на две части, покрыл одеялами, получились кресла. Мы уселись. Было еще довольно темно, но вокруг костра свет, а за ним ночь, и в ней гремели железом эльфы.

– Мы это… – начала Ариэлль. – Мы…

Потрогала подбородок, и мне показалось, что она стесняется чего-то.

– О делах потом, – остановил ее я. – Как говорят в Аризоне, о бизнесах потом, сначала о погоде. Вы не находите, что в последнее время у нас туманно?

– Туманно? – Ариэлль огляделась. – Ну да, туманно, как в Лондоне…

– Заблуждаетесь, сударыня, – деликатно поправил я. – В Лондоне сейчас нет туманов, теперь они всего лишь красивый факт ушедшей эпохи. Там четыреста лет использовали уголь повышенной зольности, а теперь перестали – и туманы ушли. Во всяком случае, когда я был там в прошлом году, никаких туманов не встретил…

Ариэлль поглядела на меня с интересом.

– Вру, – исправился я, – не был я ни в каком Лондоне. Я вообще нигде не был, ну, может быть, только в Цинциннати… Опять вру, в Цинциннати тоже не довелось. Но это ничего не значит. Вы сами где-то были?

– Нет, – покачала головой Ариэлль. – Нигде я не была, всю жизнь в своем городе прожила.

– Мы похожи, что радует, – улыбнулся я. – А вам не кажется, что здесь, у нас, в Стране Мечты, мало культурного контекста? Винегрет какой-то, и в то же время ничего монументального. Никакого слоя цивилизации. Вот если взять тот же Великий Новгород – там, где ни копни, везде найдешь черепа и берестяные грамоты со всякими древними матюгами, а тут где ни копни, ничего не найдешь, хоть перекопай все. И вообще еще неизвестно до чего докопаешься… Тут нет ни руин, ни старых крепостей. Почему?

– Ну… мне кажется, для того чтобы перенести сюда крепость, надо иметь воображение… такое, особо мощное… А у всех остальных фантазии хватает только на то, чтобы самого себя сюда перенести.

Интересное предположение. Кто же тогда перенес сюда целый полярный город? Какая же у того человека должна быть фантазия!

– Да, – покивал я, – фантазией народ не обделен. Напридумывали разного… Говорят, гномы…

– Гномы? – Ариэлль опять как бы невзначай коснулась подбородка, после чего будто проснулась. – Гномы вообще-то смешные… Вы слышали, что в одном из гномских пуэбло жители построили гигантскую статую…

– Статую? – переспросил я в недобром предчувствии.

– Ага, статую. Из сушеного навоза, смешанного с глиной, а ростом с пятиэтажный дом.

– Да что вы говорите! – удивился я.

– Точно! Но это еще не все. Они поставили памятник в двусмысленной позе.

– В двусмысленной? – Мне стало противно, совсем как после очередной смерти бывало.

– Даже больше, чем в двусмысленной. В непристойной!

– Ужас!

– Да-да, именно в непристойной! Памятник совершает обеими руками такие фигуры, на которые нельзя смотреть без стыда. А гномам, наоборот, ужасно нравится, они памятнику поклоняются, жертвы приносят!

– Жертвы? – вяло поинтересовался я.

– Жертвы. Отлавливают гоблинов, связывают их, бреют…

– Бреют?

– Бреют. А потом из щетины делают таких человечков и сжигают их перед изваянием. И при этом совершают свои движения…

– Движения? – поморщился я.

– Да, – полушепотом сказала Ариэлль. – Стоят на площади, поют гимн и ритмично такие же движения совершают, как памятник. Вы только представьте!

Я представил: целая площадь гномов, которые стоят и дружно показывают фиги, да еще гимны распевают. Великое зрелище, честное слово. Если будет возможность, обязательно поприсутствую.

– А кому памятник-то?

– Какому-то их божеству странному. Имя тоже какое-то неприличное, знаете ли. Не произнесешь даже.

Я кивнул и послал мысленное проклятие Перцу. Придумал мне имя, гадина!

– Ну да, – кивнул я, – гномы суть существа хтонические. Видите ли, примитивное сознание силится трансформировать мир по своему собственному образу и подобию, а художник, даже самый примитивный, стремится во всех своих творениях выразить, прежде всего, себя…

Ариэлль поглядела на меня уже с непониманием, и я не стал утомлять ее чересчур умным бредом, перешел сразу к насущному.

– Я, кстати, говорил о бычках не ради того, чтобы вас фраппировать, сударыня. Напротив – ради того, чтобы действительно отобедать, поскольку, как я полагаю, на сегодняшний день у нас намечены мероприятия, а они требуют сил. Однако ваши воины взяли моего раба, который является хранителем запасов…

– Отпустите пленника, – велела Ариэлль.