– Все в мире имеет оборотную сторону, такой закон. Мечты тут сбываются, это точно. Ну, и все остальное тоже сбывается. А что может сбыться? Только самое распространенное, самое укоренившееся… Ты про архетипы слыхал?
Гобзиков вспомнил занятия по психологии в Лицее им. Салтыкова-Щедрина.
– Слыхал. Идеи из коллективного бессознательного. Типа свет олицетворяет добро, темнота – зло. И что?
– Тут тоже что-то вроде. Вот ответь быстро, не раздумывая. Рыба-убийца?
– Акула, – не раздумывая, ответил Гобзиков.
– Да… – Лара усмехнулась. – Точно, акула. Ну а если так… Вторая рыба-убийца?
– Пиранья.
– Вот видишь. Я не знаю механизма, но тут все это как-то осуществляется.
– Ерунда, – фыркнул Гобзиков, – нету никаких пираний. Здесь холодно слишком для них.
Он достал из-за ворота булавку, ткнул себя в большой палец. Выступила кровь. Капля. Гобзиков дернул пальцем, кровь попала в воду. Секунду капля плыла по поверхности, затем рассосалась.
Никого.
– Нет тут пираний, – Гобзиков посмотрел на Лару.
– Бывает, – пожала та плечами.
Гобзиков обернулся обратно к водоему и чуть не отпрыгнул. Прямо у берега пошевеливало плавничками небольшое стадо зеленоватых красноглазых рыбешек явно голодного вида.
– Пираньи… – пораженно сказал он.
– А ты в вампиров верил? – хихикнул сбоку Кипчак. – В оборотней или в этих… – Кипчак растянул пальцами и без того широкий рот, одновременно выпучив и без того не мелкие глаза, – в бабаев? Меня вот папка все детство пугал. Говорил, что в навозных кучах живут бабаи. И только и ждут. А потом оказалось, что бабаев нет вовсе. Оказалось, что есть проклятые кобольды, кровожадные твари. Вот я все чаще размышляю, может, мне к вам перебежать, в ваш мир? И тогда мои мечтанья станут быть?
Кипчак рассмеялся и кинул в собравшихся пираний камешком. Рыбешки мгновенно растворились в воде.
– Нет, – Гобзиков отошел от берега, – в бабая я не верил. Я в гвоздичника верил.
– В кого? – заинтересовалась Лара. – Гвоздичник – это человек, состоящий из гвоздик?
– Нет, человек, состоящий из гвоздей, – поправил Гобзиков.
– Расскажи.
Лара снова наклонила бутылку, и слезы опять потекли.
– Его не я придумал, а мать. А ей кто-то в детдоме рассказал. У них такая байка была, что-то вроде страшилки. Потом уже мать мне передала. Вроде за каждый нехороший поступок, который человек в жизни совершил, на том свете черти вобьют в него гвоздь. Некоторые люди так много плохого в жизни сделали, что на них уже нет места для вбивания гвоздей, и тогда черти вбивают гвозди поверх гвоздей. У такого человека совсем не остается мяса, а получаются одни исключительно гвозди. Он весь состоит из гвоздей и совсем утрачивает последнюю человеческую сущность. Одно плохое железо. И его уже бесполезно наказывать и мучить…
Лара чуть не перелила слезы через горловину бака. Гобзиков оценил внимание, продолжил повествование:
– Тогда этих некоторых с того света отправляют сюда, чтобы пугать тех, кто еще не очень много нехороших поступков совершил, и чтобы наказывать тех, кто много плохого натворил. Но поскольку у них нет жалости, гвоздичники иногда нападают и на невиновных. В самый темный, страшный час гвоздичник приходит и разрывает их на части. И если ты вдруг увидишь в своем доме неизвестно откуда появившийся гвоздь, то должен задуматься о своем поведении…
– И как же от гвоздичников защититься, если задумываться о своем поведении уже поздно? – спросила Лара.
– Не знаю. Я просто под одеяло прятался, – признался Гобзиков. – А мать моя считала, что для того, чтобы гвоздичник не пришел, надо везде вбивать гвозди – тогда он запутается. И вбивала.
Гобзиков ненадолго замолчал. А потом пожаловался:
– Наш дом был просто утыкан гвоздями…
– Помогало? – спросил с сочувствием Кипчак.
– Не знаю… Мне эти гвоздичники все время снились, я их представлял как живых. А однажды мне даже показалось, что я увидел его…
Кипчак заинтересованно приблизился.
– Он стоял рядом с окном, – закончил Гобзиков.
И снова умолк, растерянно поглядел на Лару.
– Так что же мне теперь… Мне теперь еще и гвоздичника ожидать?
– А первой твоей ассоциацией на «рыбы-убийцы» была акула, – напомнила Лара.
– То есть не только гвоздичник, – обиженно фыркнул Гобзиков, – но и акулы… Здесь есть акулы?
– А кто ж их знает, – Лара снова наклонила бутылку, – может, и есть. Если там они есть, то почему им тут не быть? Ведь все, что у нас здесь… – Лара постучала себя по голове, – и все, что тут, – все может быть. Все.
Лара докапала в бак слезы, заткнула бутылку пробкой и принялась заворачивать горловину. Кипчак забрался в багажник.
– Ну, я такое тоже слышал, – сказал Гобзиков. – Мир ограничен фантазией, это известное утверждение, правда, не помню, кто сказал. Человек не может придумать ничего такого, что бы не существовало в действительности. И если человек может придумать кентавра, то кентавр тоже реален.
– Точно. Так что своего гвоздичника ты вполне можешь здесь встретить. И всех остальных тоже. Ладно, по коням! Пора спешить. Пора…
– Уже близко? – спросил Гобзиков.
Лара поежилась. Вопрос прозвучал неправильно. Жутко. Уже близко? Близко. И не повернуть.