— Сочувствую, — заметил Жаров безо всякого сочувствия в голосе. — Мне, очевидно, полагается сейчас пожалеть вас. А вот, извините, хрен! Ни жалости вам, ни прощения.
— Добрый вы, комадар, — вздохнул Типаэск.
— Служу Федерации, — отозвался тот.
Всю дорогу до базы Ане продремала на плече у Игоря. Головную боль убрали, но остались общая разбитость, слабость и тоска. Как-то Типаэск назвал это состояние прибывшему с бойцами врачу. Забыла. Но тот сделал, что нужно… какой-то укол, и еще заставил выпить сладковато пахнувшую ванилью воду. После чего Ане вцепилась в Игоря и долго рыдала, стискивая в кулачках его одежду. Типаэск охладил врачебное рвение уложить пострадавшую в капсулу:
— Оставьте их. У неё откат после ментального слияния, так ей будет легче пережить его.
Сам Типаэск тоже отказался уплывать в лечебное забвение:
— Мне нужно работать! Рана не смертельная, переживу, бывало и хуже.
Видно, доктор не был телепатом, раз пришлось объяснять словами. Лететь предстояло полтора часа, можно было уже не торопиться. Чтобы отвлечься и развеять скуку, Игорь начал добиваться от полковника истины. Ане воспринимала их разговоры сквозь толстую вату болезненной полудрёмы.
— Вас пропускали по моему приказу, комадар, — говорил Типаэск. — Я обговорил особо, чтобы вам не мешали. Мол, операция полковника Типаэска, не препятствовать…
— Вот как, надо же, — недобро улыбался Игорь. — А я думал, это я такой обаятельный. Один патруль, второй — все как сговорились, под кулак подставляться…
Ане вообразила себе обаяние жаровского кулака и фыркнула сквозь полудрёму.
— Надо же было соблюдать убедительность? — вопросил Типаэск. — Раз не положено бойцам не при исполнении и с оружием по закрытой зоне шляться, значит, не положено. За нарушение режима, кстати, придётся с канализационными фильтрами поработать суток этак пятнадцать. Для убедительности.
— Ах, ты, сволочь крылатая, — задумчиво выговорил Игорь. — И в морду же не дашь, раненому-то.
— Здоровому тем более не дадите, — невозмутимо отозвался Типаэск: — У меня же рефлексы…
— Что вам вообще там в одиночку понадобилось? Верх кретинизма, соваться на верную смерть! Если бы я не успел?
— Вы же успели.
— Р-р! Полковник, я сейчас наплюю на свои принципы и всё-таки дам вам в морду, пока ваши рефлексы не восстановились!
— Пойдёте под трибунал, — ласково объяснил Типаэск. — За агрессию против старшего по званию и нападение на раненого.
— А вы куда пойдёте? — прямо спросил Игорь. — Вы едва не угробили мою женщину! Вот так вот, на пустом месте, потому что у вас левая пятка зачесалась! Вы живёте сейчас только потому, что живёт она.
Ровный гул двигателей успокаивал, убаюкивал. Сквозь дрёму Ане видела лицо Игоря, уставшее, со складочкой на переносице, пятном ожога на скуле — задело в бою, и сейчас уже заживало, способности к регенерации у пирокинетиков впечатляющие. Стальные запахи военной машины мешались с запахами лекарств; врач ощущался где-то рядом, в разговор он не вмешивался, но слушал с живым вниманием, тихо радуясь, что шпильки зловредного насекомого втыкаются не в него.
И почему сразу насекомое, сонно думала Ане. Полковник Типаэск — бабочка. Нет, бабочки — тоже насекомые, кто спорит, но ведь не жуки какие-нибудь, не богомолы там со сверчками или, спаси и сохрани, тараканами. Живое произведение искусства, отточенная веками естественного отбора нечеловеческая красота, острый ехидный ум, и вообще такой весь из себя утончённый и блестящий. Вот только дорогу ему, красавцу, перебегать не стоит, жизнь дороже. Боевая бабочка — это вам не хрупкий питомец из дорогой дизайнерской коллекции…
— Если бы я сам угробился, вас бы это не взволновало, — скорбно заметил Типаэск.
— Ничуть, — заверил Игорь. — Я сплю не с вами.
— Забавно, как бы вы попытались, — хихикнул гентбарец. — Тут ведь даже по взаимному согласию мало что выйдет, физиологию не обманешь. Но вы же не думаете, что я пойду на такой эксперимент добровольно?
Жаров от избытка чувств выразился высоким чирикающим слогом, Типаэск иронично спросил что-то на том же языке, Жаров, с запинкой, ответил.
— Чинтсах-матерный вы неплохо изучили, — согласился Типаэск, переходя на эсперанто. — Но общаться на нём нормально всё равно не в состоянии, грамматика хромает. «Чиэсанаристах», — ну, простите, это даже дети у нас не путают. «Чисэанаристах», и только так. Запомните уже, на будущее.
— Хватит издеваться, — другим совершенно тоном сказал Игорь. — Объясните уже толком, — подумал и добавил через силу: — Пожалуйста.
— Можете ведь, если хотите, быть вежливым, комадар, — ворчливо сказал Типаэск. — Ну, слушайте…
Ментальное поле планеты беззащитно полностью. Здесь нет местной, локальной инфосферы, но носители телепатической паранормы имеются…
— Среди местных? — не поверил Игорь.