Снять проклятие (СИ)

Конец лета выдался холодным и дождливым, и осень началась рано: перелесок между башней и посёлком уже тронуло позолотой, и поверх начавших желтеть крон со стороны поселения наплывали дымки: жирный и чёрный, тяжело ползущий — от угля из кузницы, сизые кудрявые — от дров, которыми топились печи в домах, почти прозрачные — с коптилен. Коптили припасы на зиму даже в Волчьем Конце (все новосёлы хихикали над этим названием, но прилипло оно намертво), хотя уж у оборотней-то, казалось бы, свежее мясо не переводилось. Дара тем не менее исправно коптила окорока-грудинки добытых волчьим молодняком оленей и кабанов: совершенно неожиданно для всех, и в первую очередь, кажется, для самих оборотней, она ушла к ним, едва они построились. Когда они понемногу расселились, вожак настойчиво зазывал её к себе, но она осталась в общем доме, где жила холостая молодёжь. Бывшие краснолесские кто плевался, кто многозначительно хмыкал, но в присутствии волчат про беглую обозную девку надо было или говорить только хорошее, или вообще помалкивать. «Как про покойницу!» — фыркала она, но воинственный дух её заступников ей явно льстил.

А тётушку Фриду долго обхаживал гном-кузнец, макушкой достававший ей аккурат до могучей груди. Она всё не решалась ответить согласием, боясь насмешек со стороны как своих, так и его соплеменников, пока гном не обратился за помощью к самому господину барону. Тот в один прекрасный день привёз из Долгого Мыса жрицу Матери Всех Живущих и просто приказал Фриде обвенчаться с кузнецом. Против воли его милости та, разумеется, пойти не посмела (ну да, ну да, — с ухмылочками покивали головами не только краснолесские, но и гномы с оборотнями, — не посмела, само собой), и страшно гордый Балгуб ввёл своё шумное и скорое на руку сокровище в свой дом, понятное дело, каменный — вдоль реки только такие и стояли, потому что бурное течение уже вовсю крутило водяные колёса загадочных гномьих механизмов. Жрица, кстати, обвенчала ещё несколько пар, нарекла имена нескольким детям, в том числе уже двухлетним, огляделась немного и заявила господину барону, что она, пожалуй, тут и останется. Часовенку только поставьте хотя бы деревянную… и домишко при ней… а ещё она ненадолго сходит в город и вернётся с двумя-тремя послушницами — ученицами и будущими преемницами.

И она действительно вернулась — и привела с собой небольшую толпу бесприданниц и вдовушек с детьми, которых набежавшие не пойми откуда мужики всех рас и их мыслимых и немыслимых сочетаний расхватали, не глядя ни на красу, ни на наличие/отсутствие детей (орки вдов с детьми и обхаживали первым делом: чем больше у охотника детей, тем более он… хм… мужчина). Бертран думал, что кто-то из длиннозубых или их полукровок посватается к Грете, но то ли к оруженосцу его милости свататься никто не рисковал, то ли она сразу отшивала женихов, однако до сих пор у неё и любовников постоянных не было. А может, и вообще не было, никаких: Бертран в первый же месяц её службы убедился, что она кое в чём очень похожа на Мику, который вроде бы и болтает без умолку, а начнёшь вспоминать его болтовню — и поймёшь, что ничего существенного ни про себя, ни про других он так и не сказал.