Снять проклятие (СИ)

На самом деле, и как любовника тоже, если уж быть до конца честным: парень вытянулся, раздался в плечах, отпустил до этих плеч роскошные вороные кудри, а главное — чистота горнего знания в его глазах весьма опасно смешалась с уверенностью в себе: рубка леса, строительство, охота и стычки с разбойниками давали ему сколько угодно возможностей совершенствовать свои навыки и умения, а ещё были обыкновенные простуды и расстройства желудка, беременности и роды, вывихи, ожоги… на молодого, но поневоле опытного целителя народ молиться был готов, и он принимал всеобщее уважение со спокойным достоинством знающего себе цену человека. На такого уже не получалось смотреть со снисходительным одобрением: «Приятный мальчик — хороший выбор, Вир». Особенно, когда приятный мальчик ожесточённо спорил о чём-то с драконом, и тот изредка бывал вынужден признать, что прав человечек, а не он, многомудрый.

— Ну, у тебя же нет теперь возможности просиживать по полдня в библиотеке.

— Нет, — с сожалением признал Бертран. — Даже зимой, когда вроде бы особо заняться нечем, эти негодяи умудряются доставлять одну проблему за другой.

— Плюнь на них и свали всё на Ржавого, он будет просто счастлив, что ему дали покомандовать всласть.

— Счастлив — недели две. А потом взвоет и прибежит ко мне, чтобы я избавил его от этакого счастья.

Они опять надолго замолчали, но ничего неловкого или тягостного не было в их молчании. И оба были очень недовольны, когда по каменным плитам смотровой площадки затопотали тяжёлые сапоги Греты.

— С заставы ханец прибежал, твая миласть, — выпалила она, снова переходя на своё аканье-хэканье, от которого понемногу отучилась за пять лет. — Ян-обаратень. На нас войско из Долхава Мыса идёт с младшим князевым сыном, ежели Мика не врёт…

========== Вот и всё, мой друг, вот и всё… ==========

Грета сноровисто помогла Бертрану надеть доспехи, тот коротко и деловито раздал приказания: из посёлка всех гнать в башню, скотину выпустить, но с собой отнюдь не тащить, и вообще, брать самое ценное, а лучше — только тёплые вещи и еду, на заставу же послать кого-нибудь из волчат с категорическим приказом в бой не вступать ни под каким видом, а немедленно уходить в лес и прятаться там, поскольку добраться до башни раньше долгомысских они вряд ли успеют.

Сентуивира новость о постояльцах в его башне совсем не обрадовала, но он только покривился и приказал своим змейкам мужчин с оружием сразу гнать на стену, а прочих — в подземелья: и для них безопаснее, и не будут шляться по дворам, пристройкам и, Праматерь храни, по самой башне, где им вообще нечего делать. Матери он раз за разом, злясь на свою беспомощность, посылал Зов, но она не откликалась — видимо, всё-таки залегла в спячку, как давно грозилась. Он знал, что рано или поздно она отзовётся, разумеется, вот только когда случится это «поздно»? Ни рыцарям, ни арбалетчикам башню было не взять, да и не для штурма они шли сюда. Наверняка князю не нравился новый сосед, слишком быстро набирающий силы и известность, и он решил раздавить опасность в зародыше. Ведь если дома сжечь, скотину либо угнать, либо перерезать, башню же осадить наглухо, то в течение месяца толпа, согнанная под её защиту, просто перемрёт от голода и болезней, вызванных скученностью. «А ещё раньше, — мрачно подумал Сентуивир, — взбунтуется и попытается ограбить своего защитника: либо в поисках припрятанного продовольствия, либо в идиотской надежде откупиться колдовским золотом от захватчиков». Дракон тихо выругался, но ни слова Бертрану, спешно садящемуся в седло, так и не сказал. Не стал лезть под руку в такой момент. Ладно, матушка в конце концов отзовётся всё-таки, а когда сюда явится старая драконица, очень недовольная тем, что ей не дали поспать, князь Долгого Мыса может и не досчитаться кое-кого из сыновей.