Бертран в сопровождении Греты (Ржавому он приказал оставаться в башне и командовать там в его отсутствие) поскакал к посёлку. Против ожидания, особой суеты там не наблюдалось — всё-таки селиться на новом, почти диком месте приходил народ, готовый к трудностям и опасностям такой жизни. Даже горожанки, которых привела жрица, не теряли время на причитания. Носами они хлюпали, конечно, и слёзы утирали, но при этом поспешно собирали одеяла, плащи и шерстяные платки, сало, ветчину, уже выпеченный хлеб, нагружали добром мужей и детей постарше, мелких хватали на руки и, разгоняя тупо бродящих тут и там овец (счастливые козы уже вовсю шастали по огородам), торопились к обиталищу страшного, но всё-таки своего колдуна, мужа его милости. Только на площади у бывшего общего дома несколько женщин накинулись на Бертрана с паническими воплями, но он, рявкнув хорошенько и приказав говорить одной, а не хором, кое-как разобрал, что несколько девочек ушли за грибами, а с ними, как обычно, пара мальчишек-оборотней: и защитить, и ядовитые грибы сразу унюхать, и на помощь позвать в случае чего. Бертран отправил по следам юных добытчиц очередного оборотня (что бы они делали без волков?), матерям безаппеляционным тоном приказал отправляться в башню, а сам, полный дурных предчувствий, двинулся дальше по посёлку, в который раз отметив, что строились его разнообразные вассалы как придётся, селясь поближе к своим соплеменникам, и поэтому улиц как таковых в поселении практически не было, а были отдельные группки строений. «Если всё это сожгут, — мрачно подумал он, — прикажу заново строиться не где попало, а по моему плану».
Они двигались по стремительно пустеющему поселению в сторону развилки у Нижнего моста, от которого одна дорога шла к посёлку, другая — к башне. Мост был рассчитан на купеческие фуры, и тяжёлую конницу, к сожалению, выдержать должен был легко. Бертран запоздало подумал, что надо было в обмен на разрешение строиться стрясти с гномов бочонок-другой той жутковатой дряни, которой они пробивают тоннели в скалах — пытаться жечь толстенные брусья настила после почти месяца непрерывных дождей было бессмысленно.
До развилки они с Гретой (от самой конюшни не сказавшей ни слова, так что Бертран то и дело недоверчиво на неё поглядывал) не добрались: к речке, вернее, к лёгкому мостику через неё, с визгами и воплями бежали, путаясь в подолах, девчонки. Оборотни, ухватив за руки младших, практически тащили их за собой, старшим приходилось кое-как поспевать за ними, но из леса за ними гнались взрослые здоровые мужики, и кто первым доберётся до моста, гадать не приходилось. Грета, завидев их, переменилась в лице, словно призраков увидела — страшных призраков из своего детства, и Бертран послал коня в галоп, вытягивая меч из ножен. Для рыцарских коней под всадниками в тяжёлой броне мост, конечно, был хлипковат, он просто ходуном заходил, когда Бертран с Гретой по очереди вихрем пронеслись по нему, но выдержал, словно его тролль (усердно задабриваемый подношениями) решил помочь барону и его вассалам. Долгомысские пешие стрелки, завидев рыцаря с оруженосцем, бросились было кто врассыпную, кто обратно к лесу, но в Грете вскипела бешеная орочья кровь. Её даже несколько болтов в упор от самых опытных и хладнокровных не сумели не то что остановить — хотя бы заставить совершать манёвры уклонения, и из десятка, заходившего на посёлок лесной тропой, не уцелел никто. «Да уж, Лягушачий Рот», — с лёгким содроганием подумал Бертран, глядя на жуткий оскал смешливой болтушки Греты, слизывающей чужую кровь с аспидного лезвия меча, который ей торжественно вручил… всучил Сентуивир: «Мой супруг мне нужен живым, девка, так что бери, пока даю». Понятно, что наёмница и прежде убивала не раз и не два, Бертран и на разбойников с нею ходил и видел, какова она в бою, но тут она повернулась к нему незнакомой, пугающей стороной, и он подумал, а чего ещё он не знает о женщине, прикрывающей ему спину?
Оборотни перевели девчонок через мост и теперь гнали, иначе не скажешь, к дороге на башню, наискосок через перелесок — у тех, задыхающихся от бега, даже реветь от страха не получалось. Бертран, свесившись с седла, цапнул за ворот самую мелкую, втаскивая к себе, Грета умудрилась подхватить аж двоих (всё-таки она и статью уступала отнюдь не хлипкому мужчине, и сменять кольчугу на настоящую броню отказалась наотрез, разве что без особой охоты приняла — в счёт жалования! — новую, куда надёжнее, хоть и тяжелее при этом). Движение чуть ускорилось, но когда они выбрались на дорогу, ведущую к башне, Бертран увидел с крутого подъёма, как внизу вражеская конница переезжает мост — осторожно, неторопливо, но неостановимо, как прилив. Он посмотрел на Грету, она опустила глаза и полезла из седла.