"Снятся сны о Беларуси..." Загадка смерти Янки Купалы

«Никогда не изгладится в памяти последняя встреча с Янкой Купалой 28 июня 1942 года, за два-три часа до его нелепой, случайной смерти. Иван Доминикович встретил меня как-то особенно ласково, тепло, обнял, поцеловал. Вид у него был свежий, настроение хорошее. Как выяснилось, перед самым моим приходом он хорошо поспал, отдохнул. Мы сидели вдвоем в номере гостиницы «Москва»… Перед нами на столике лежала большая коробка великолепных шоколадных конфет. В те времена, когда обыкновенный кусочек сахара считался значительной ценностью,— это была необычайная роскошь. Я взял одну конфету, а затем не без колебаний потянулся за другой…

Иван Доминикович засмеялся:

— Вы больше жалеете их есть, чем я… Скажу вам по секрету: через неделю мое 60-летие. Заранее приглашаю вас. Вот тогда уже мы посидим как следует. Да… для дочурки обязательно возьмите…

— Так ей же только десять дней, еще рано конфетами баловаться.

Иван Доминикович молча заулыбался своей ясной, открытой, доброй улыбкой.

Заговорили об издательских делах.

Я рассказал Ивану Доминиковичу, что в Детгизе только что вышла составленная мною книжка его стихов. Для него это явилось приятной неожиданностью. Чувствовалось, что он искренне обрадовался.

— Кстати, завтра, Иван Доминикович, можно получить авторские экземпляры и гонорар.

Мы договорились, что 29 июня, то ость на следующий день, в 12 часов мы встретимся в Детгизе.

— Не забудьте, приходите, Евгений Семенович. Может так случиться, что я не встречу там никого из знакомых. Как-то неудобно самому представляться... [...]

...Распрашивая меня [...] о разных новостях «в издательских сферах», Купала очень радовался тому, что он снова видит родную Москву, где, по его словам, он уже встречался со многими близкими его сердцу людьми — русскими, украинскими, белорусскими писателями, многими земляками-белорусами. Москва, говорил Купала, несмотря на войну, поразила его своей отменной чистотой, порядком.

— Она сейчас какая-то особенно красивая.

Наша последняя встреча была сравнительно недолгой. Зазвонил телефон, на десятом этаже Янку Купалу ждали друзья. Иван Доминикович уговаривал меня пойти вместе с ним, но в тот день я торопился домой.

— Ну ладно, на моем шестидесятилетии посидим уж как следует,— повторил Иван Доминикович.

Я проводил его до лифта (он жил на четвертом этаже), мы простились.

Я вышел из гостиницы в приподнятом настроении: впереди два свидания с Янкой Купалой… А через несколько часов мне позвонили, что его нет в живых… Эта весть ошеломляла, казалась дикой, неправдоподобной. Представление о смерти никак не вязалось с тем обликом поэта, каким я знал его в течение многих лет и каким видел во время нашей последней встречи,— жизнерадостный, полный планов на будущее и лучших надежд, душевный, ласковый…»

Действительно: на десятом (по некоторым сведениям — на девятом) этаже гостиницы «Москва», в номере, где жил М. Лыньков, бывший тогда председателем правления Союза писателей БССР, Янку Купалу ждали — там собрались белорусские писатели, которые находились в то время в столице нашей Родины. Был накрыт стол — кое-какие закуска и выпивка.

Янка Купала ни к закуске, ни к выпивке не прикасался. Крепких напитков он давно уже не употреблял. К тому же, вот-вот, с минуты на минуту должна была прийти к нему в гостиницу корреспондент газеты «Известия», потому Купала разве что для приличия, чтобы на него не обижались, раза два-три пригубил из стакана, в который было налито шампанское.

К. Крапива, который был среди других белорусских писателей в номере, писал: «Последний раз я видел Янку Купалу опять же у Михася Лынькова за час до его трагической смерти. Кроме нас троих, в номере было еще человек пять наших общих знакомых. Я на короткое время отлучился в город, а когда возвратился в гостиницу, меня громом поразило известие: Янка Купала погиб».