Снимая маску

Это решение означало, что главные аккорды «Superstar» станут кульминацией судебного процесса. Мне казалось, что все, что я сочинил бы для суда, могло быть сжато и представлено в качестве увертюры. Также я думал, что за две минуты увертюра должна продемонстрировать все наши музыкальные силы: синтезатор, оркестр, рок-группу и хор. Увертюра была составлена именно в таком порядке. В действительности это отредактированная версия суда с вопрошающими мотивами, которыми заканчивается «опера», спетая хором, которая служит прелюдией к песне Иуды «Heaven on Their Minds». Тим перешел сразу к делу: «My mind is clearer now / […] if you strip away the myth from the man / You can see where we all soon will be / Jesus you’ve started to believe / The things they say of you / You really do believe / This talk of God is true»[30]. Иуда должен был спеть это перед тем, как обратиться к человеку, которым он восхищался, которого даже любил, с просьбой не позволить его последователям зайти так далеко, чтобы у римлян не было повода сокрушить их раз и навсегда.

По правде говоря, мы писали музыкальную радиопьесу. В итоге это дало нам огромное преимущество. Слушатели настолько хорошо знали наши композиции, что ни один из будущих режиссеров или продюсеров не мог добавить что-то новое и вмешаться в существующую последовательность. Произведение не подлежало изменениям.

Существует хорошо известная история о том, как мой соавтор «Кошек» Тревор Наанн ставил «Идоменея» Моцарта на Глайндборнском оперном фестивале. Во время репетиций он спросил дирижера Саймона Рэттла, сможет ли тот повторить еще раз одну часть, чтобы перекрыть сложную сценическую перестановку. Рэттл выпалил: «Это Моцарт, а не Эндрю Ллойд Уэббер». Спасибо записи, даже Тревор не мог бы потребовать перестановок от «Суперзвезды». Но я подумал еще раз и теперь не вполне в этом уверен.

Новый год начался с того, что молодые американцы, призванные в армию, по-прежнему отправлялись на верную смерть во Вьетнам. У Великобритании назревали серьезные проблемы с Северной Ирландии, хотя мы почти не знали о них, надвигались всеобщие выборы, грозившие расколоть общество. Но в ту зиму были лишь намеки. Брайан Бролли хотел выпустить наш двойной альбом осенью 1970 года. И мы поставили себе цель – закончить работу к Пасхе, и подготовить оркестровку к Маю. На самом деле мы закончили намного раньше, и это было к лучшему, так как в бочке меда появилась новая ложка дегтя. Я по уши влюбился.

11 Любовь меняет все, кроме…

Я познакомился с Сарой Хагилл в оксфордском колледже Крайст-Черч на вечеринке моей подруги Салли, устроенной по случаю дня рождения Лотти Грей. Я до сих пор помню тот день – 21 января 1970 года. Сара была всего лишь шестнадцатилетней школьницей, но нетрудно объяснить, почему родители отпустили ее на подобную оргию: они были знакомы с семьями Салли и Лотти.

Отец Сары Тони в индивидуальном порядке получил Военный крест за то, что убедил немецкого командира в капитуляции целой французской деревни. Он служил в тридцатом штурмовом подразделении созданным Яном Флемингом, небезызвестным автором «Джеймса Бонда». Тони не был поклонником Флеминга. Он рассказывал мне, что тот слишком много времени проводил в Уайтхолле, а не на линии фронта со своими людьми. Что еще хуже, когда он все же объявлялся на передовой, он быстро подчищал все запасы бренди и сигарет. Тем не менее Тони удостоился достаточно большого упоминания в «Казино “Рояль”» и был одним из прототипов самого Джеймса Бонда. В то время, когда я познакомился с Сарой, он работал химиком-исследователем в сахарной компании Tate & Lyle со специализацией на ямайских плантациях. Но, когда он стал главой продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН, один из его лучших друзей сказал мне не воспринимать вещи так буквально. И по сей день ни я, ни Сара не знаем, что именно он имел в виду. В общем, вот откуда появилась связь с родителями хозяйки вечеринки.

Конечно, я ничего этого не знал, когда миловидная дочь Тони предложила себя в качестве моего секретаря. Моя влюбленность в Сару не заставила себя долго ждать. Я позвал ее на ужин в бистро напротив здания Мишлен, которое сейчас известно под названием Бромптон-Кросс. Тогда она заказала смехотворно маленькие простые блюда. Она не знала, придется ли ей оплатить свою часть счета. Это довершило дело. Я должен был увидеть ее снова.