Снимать штаны и бегать

Меж тем, процесс звукотворчества, не остановленный никем, шел в гору. Сюжет тоскливой песни разворачивался под «грушей-грушею», где, судя по заунывным показаниям самой солистки, она еще во времена оные «целовала-миловала, раздушечкой называла» некоего голубоглазого субъекта, который ближе к восьмому куплету отплатил ей черной неблагодарностью, оставив ее наедине с уже известной «грушей-грушею». Как показало оперативно проведенное расследование, следы вороного коня, на котором скрылся голубоглазый раздушечка, терялись где-то в направлении Лазоревой реченьки.

– Ох-ы, да вот-ы где вы скрылися-а?!

Да-ы глаза, а-вы удалилися-а?! –

вопрошала обманутая солистка в 12-м куплете, судя по всему, жутко терзаясь невозможностью снова взглянуть в бесстыжие голубые очи и высказать их обладателю все, что накипело за долгие годы разлуки.

Впрочем, для толпы этот занимательный детективный сюжет с элементами психологической драмы остался чуждым в силу невнятной дикции солистки.

– Ох-ы и-да вот-ы с чего мила-ай

Да любить меня перестал?

Ох-ы и-да ходить ко мне толечко не стаа-а-ал? –

закончила с надрывом солистка и показала толпе частокол железных зубов. Вполне вероятно, эта самая нержавеющая улыбка и таила в себе ответы на многие вопросы, которые так волновали примадонну в кокошнике на протяжении всей песни… Толпа, не столько восхищенная творческой мощью народного хора, сколько обрадованная окончанию пытки, яростно зааплодировала.

Аплодировал и ваятель Сквочковский. Настрой скульптора был настолько позитивным, что практически не пострадал от минорных упражнений народного хора. Меценат Брыков, напротив, с каждой минутой торжественного мероприятия становился все мрачнее и мрачнее. На его богемном лице все отчетливее проступало волчье выражение. Он уже несколько раз порывался подойти к Харитону Ильичу, маячившему у постамента, но каждый раз останавливал себя фразой:

– Нет! Сам не пойду! Гордость надо иметь!

Когда толпа зааплодировала хору, Вениамин Сергеевич из последних сил процедил сквозь зубы:

– Гордость… надо… иметь…

Но, разглядев вдруг в опасной близости от Зозули пухленькую фигуру Сквочковского, меценат воскликнул:

– А! Имел я вашу гордость! – и решительно направился к трибуне. Подойдя вплотную к Харитону Ильичу, он взял его за локоть и хмуро сообщил:

– Я, конечно, прошу прощения, но извиняться я не стану!

При взгляде на заострившиеся черты мецената, торжествующие глаза Харитона Ильича тут же потухли. Однако в это же мгновение между Брыковым и Зозулей как по волшебству вырос Василий. Он широко улыбнулся, отстранил руку мецената и поинтересовался елейным голосом:

– Чем, простите, обязаны?!

От трибуны к месту назревающего конфликта тяжелой артиллерией придвинулся Голомёдов. Тут же, как из-под земли, выскочил Сквочковский, и, скрываясь за широким плечом Кирилла, выкрикнул:

– Да! Чем?

Меценат, проигнорировав оба обращения, снова нацелил свой волчий взгляд в переносицу Зозули:

– В последний раз спрашиваю: когда вы вручите мне звание «Почетный Гражданин»?

– В последний раз? – удивленно вскинул брови Василий. – Что же! Вы представить себе не можете, как я рад, что вы больше не намерены задавать нам этот дурацкий вопрос!

– Хватит паясничать! – воскликнул Вениамин Сергеевич и неожиданно сорвался на крик, заглушенный, по счастью, народным хором, который продолжил свое выступление: – Я вам филки отбашлял, а вы – мурку водить?!

– Вы слышали? – взвился скульптор Сквочковский. – И это – почетный гражданин?!

– Ты-то чего прихилял, овца шебутная? – дрожащим от обиды голосом прокричал меценат. – Чеши блезиром сверкать, пока я с тебя не спросил, как с гада!

– Вениамин Сергеевич! – строго произнес Василий. – Вам не кажется, что ваше поведение в сложившейся ситуации заслуживает не поощрения, а порицания?!

– Я за прошлые грехи ответил – от звонка до звонка! – отчаянно и слезно воскликнул меценат Брыков. – Я за будущее базары тру!

– Простите, – вкрадчиво уточнил Василий. – Не могли бы вы пояснить, что значит это ваше «за будущее»?

– А то и значит… – уже тише ответил Брыков и сделал несколько глубоких вздохов. – То и значит, что жизнь-то завтра не кончается. Ну, взяли вы меня за кадык на этот раз. Ну, выиграете вы выборы. А деньги, думаете, вам больше не понадобятся? Памятник какой поставить к празднику или дыру в бюджете от ревизоров прикрыть?

Харитон Ильич зашевелил усами. До него вполне дошел высокий смысл сказанного.

– Как же нам продолжать взаимовыгодное сотрудничество, если я, как честный бродяга, филки забашлял, а вы мне в ответку – нахалку пришили… Вы, господа, бузу трете! Не в мазняк!

– И… Что вы хотите? – наконец, отважился вставить реплику Харитон Ильич.

– Я хочу звание «Почетный гражданин». Сейчас!

– Но… – попробовал, было возразить Харитон Ильич, однако Брыков его строго оборвал:

– Безо всяких «но»! Или почетное звание, или – жесткая финансовая диета от всего бизнес-сообщества Славина. Я не постесняюсь рассказать нужным людям, как вы умеете кидать инвесторов…