– Кажется, дело принимает скверный оборот. Ты не находишь? Что ты такое натворила? Я думал, это просто грабители…
– Расскажу потом. Не сейчас, – меня бьет мелкая дрожь. То ли от страха, то ли от волнения.
Я двинулась было на кухню, но Антон перехватил меня за руку.
– Там нас будет видно.
Я пожала плечами.
– Хорошо. Мы можем сидеть в комнате. Не зажигая света, в полной темноте. Тебя это устроит? Кстати, чем ты околдовал собаку? Она даже не тявкнула..
– Заветное слово. Со мной даже собаки шелковые.
– От скромности не умрешь.
Он прижал меня к себе, и мое сердце глухо застучало о ребра. Он говорил так тихо, что я едва разбирала слова.
– Сейчас мы спускаемся через балкон, cадимся в мою машину и уезжаем. Понятно? Ты все поняла? – Его теплое дыхание щекочет мне ухо.
Я киваю.
– Да. – Это хриплое, нелепое, молниеносное «да». Как будто бы у меня были другие варианты!
– Переоденься! – отрывисто командует он.
Я беру из гардероба вещи и иду в ванную. Переодеваюсь в джинсы, легкую водолазку и ветровку.
– Готова.
Он берет меня за руку и подводит к балкону.
– Чуть не забыл. Погаси в кухне свет. Пусть думают, что ты легла спать.
Погасив свет, я возвращаюсь в комнату.
Антон толкает балконную дверь, и мы оказываемся на маленьком балконе, где сам черт сломит ногу. Там стоят пустые картонные коробки и деревянные ящики с банками солений-варений от матушки. А также треснувшие цветочные горшки, которые у меня рука не поднимается выкинуть. Поэтому я всегда называю себя маленькой барахольщицей. Антон перекидывает ногу через перила.
– Прыгай и приземляйся на пятую точку. Понятно?
– Попробую.
Он прыгает первым и машет мне рукой.
Я смотрю вниз. Расстояние до земли плевое. Но я всегда панически боялась высоты, и у меня начинает кружиться голова. Но я знала: чем дольше я буду так стоять, тем глубже будет проникать в меня страх. Все в жизни надо делать быстро, не особо раздумывая, касается ли это личных дел или каких-то еще. Я собираюсь с духом, cажусь на перила и прыгаю вниз. Приземляюсь я по закону подлости на больной бок и глухо вскрикиваю.
– Задела бок? – догадался Антон.
– Случайно.
– Не очень больно?
– Терпимо.
Он берет меня за руку.
– Бежим!
Мы быстро бежим к тому месту, где стоит машина Антона. Он ныряет в нее и открывает мне дверцу.
– Садись.
Вставляет ключ в зажигание, и мы отъезжаем.
Едем мы в полном молчании. Странное дело, оно меня даже не тяготит. Мне не хочется говорить, чтобы не нарушить то хрупкое согласие, которое установилось между нами. Мы – два сообщника, связанные темнотой, преследованиями, недомолвками и неясным будущим. Мне достаточно того, что даже сквозь шум машины я различаю дыхание Антона.
Я вообще человек, привыкший ко всему и не ждущий от жизни слишком многого. Наверное, у меня нет здоровых амбиций и честолюбия. Мне кажется, что все дело в мифическом отце. Точнее, его отсутствии – том белом пятне, которое давно и прочно поселилось у меня в мозгу. Иногда я думаю: был бы отец – все было бы по-другому. Бог знает, от каких пустяков, случающихся в детстве, жизнь дает крен и все идет наперекосяк. Из-за того, что тебя когда-то назвали толстой; мальчишка, в которого ты была влюблена, поцеловался на твоих глазах с лучшей подругой; мама слишком рано вышла замуж после развода или при тебе кинули камнем в любимую кошку. У меня была своя точка невозврата – тот момент, когда я поняла, что никогда не увижу отца. Маленькой я часто фантазировала: как он придет к нам, и я брошусь к нему и повисну на шее. Но когда мать безжалостно оборвала все мои мечты и сказала, что он никогда не вернется к нам, я запретила себе мечтать. Потому что это было очень больно – мечтать впустую. Всегда должна быть маленькая надежда, что твоя мечта рано или поздно сбудется. Иначе жизнь будет смахивать на тюремную камеру или игры с садистом.
Навстречу нам попадаются редкие одиночные машины. Фары на короткое мгновение слепят нас, а потом все снова погружается в темноту.
Я не боюсь темноты, тишины и одиночества, то есть тех вещей, которых боятся очень многие женщины. Мне очень повезло. Или наоборот. Смотря с какой стороны посмотреть. Я давно обратила внимание, что пугливые женщины очень быстро обзаводятся спутниками жизни. Они стремятся как можно быстрее делегировать кому-то свои страхи, чувство незащищенности, желание опоры. И им это удается.