Снохождение (СИ)

В Сиднамае чужих нет, здесь все свои; стучатся тут лишь из приличий. Чьи-то лёгкие шаги, и в проёме осторожно явилась любопытная голова, потом, как-то крадучись-бочком, Ваалу-Нойна, а это была именно она, вошла в спальню, и с осторожностью осматривала присутствующих, словно желая подметить опасность. Всем известно, что ей — двадцать пять, и что в Сидне она засиделась; пожалуй, она бы и ещё пребывала здесь, но стать сестрою-Ашаи можно только до двадцати пяти лет. После этого срока ты или сестра или обычная львица. Ну, не совсем обычная; по правде говоря, неудавшихся Ашаи называют Приближёнными, и у них даже есть некоторые неформальные права, но это уж совсем другая история.

Она, будучи добротною Ашаи, имела огромную проблему — не могла стабильно возжечь игнимару. Нойна возжигала огонь Ваала лишь с помощью энграммы, то есть особого словесного заклинания, и то с большим трудом и утомительной концентрацией, потому срок её Приятия всё оттягивали да оттягивали. За это время она успела много чего совершить, в том числе уже имела дитя, львёну двух лет.

— Эм… доброго всем вечера… Миланэ, с возвращением… тебя так долго не было… — бесцветно говорила она, раздумывая после каждых двух-трёх слов. — Там, в нижних садах, устроили танцы… там и художники эти самые есть… художники атласов… приходите… Айнэсваала, там может пригодиться твоя игра… приходите…

— Спасибо, Нойна, сейчас мы чуть поговорим и, возможно, придем, — ответила Айни, подкручивая винты на грифе.

— Как знаете, — нудно, блекло ответила та, а затем бесшумно исчезла из комнаты.

В тишине затрещала свеча.

— Я бы спать пошла, — вдруг сказала Шасна.

В конце концов, намерения и планы определились: Миланэ и Арасси оставались; Шасна шла к себе, тоже к отдыху; Айни вдруг решила принять приглашение и пойти в нижние сады.

— Кто так приходит к своим сёстрам, вот так приглашает? Как только наставницы сохранили её в Сидне? — сказала она, поправляя пояс пласиса у большого ростового зеркала, которое обязательно есть в каждой спальне и каждом дортуаре Сидны. — Да её бы в самый худший фансиналл не взяли бы после изгнания. Позор.

— В двадцать пять в фансиналл не берут, — отметила Шасна.

Арасси прыснула.

Айнэсваала очень не любит Нойну из-за простецких манер, недалёкого ума и сомнительного родового происхождения; об этом многие знают, а уж её подруги — так подавно.

— Воистину, низкую дочь невозможно перевоспитать. Уже почти сестра, а манеры, как у служанки-дхаарки, — всё возмущалась Айнэсваала.

— Зато она энграммы у неё хороши, — заметила Арасси, поднимая хвост с кровати ладонью и роняя его обратно.

На самом деле, Нойна делает энграммы не просто хорошо. Она — крупнейшая мастерица Сидны по части энграмм, давно перескочившая через наставниц; в этом она вполне могла потягаться со сёстрами Криммау-Аммау, которые всегда считались лучшими в энграммах. Мастерство их составления и применения Нойна поначалу изучала вынужденно, ибо никак не могла толком зажечь игнимару. Сначала и энграммы не хотели ей поддаваться, но она с нельвиным упорством занималась ими, почти игнорируя всё остальное. Потому-то её сохранили в Сидне, ибо у неё выявился яркий талант; а если ты что-то действительно умеешь — значит, нужна в сестринстве.

— У некоторых из них есть вполне хорошие манеры, — сказала Шасна, разглядывая когти. — Я дхааров имею в виду.

— Чушь. В лучшем случае они могут лишь глупо подражать, — сразу возразила Айни, всё ещё не удовлетворенная своим видом.

— Дхаарки прислуживают амарах дисциплария, — заметила Миланэ, без задней мысли, просто так.

— И это ужасно. Дхааров вообще не должно быть в дисципларии. Для них есть полно других мест. Какой смысл находиться им в обители духа Сунгов?

— А вдруг они проникнутся его величием и потянутся к нему? — молвила Шасна со скрытым сарказмом.

Айнэсваала возмутилась и даже бросила прихорашиваться:

— Не хватало ещё! Грязное не может бесследно дотронуться к чистому!

— Ладно, — улыбалась Шасна. — Доброй ночи, Арасси. Спокойно ночи, Милани, хорошо отдохни.

Попрощавшись, они ушли.

Миланэ улеглась на живот, лицом к стенке, прикрылась тонкой тканью и отреклась от мира.