— …просит срочно признать купцов шесть семь, пять девять, один один три доверенными лицами и подтверждает их платёжеспособность по заявленным ими обязательствам… — Фрея быстро замахала рукой. — Нет, по взятыми ими обязательствам… а, ладно, какая разница.
Писчий ещё некоторое время что-то дописывал, низко согнувшись, потом осторожно распрямился.
— Всё?
— Слава Ваалу, всё. Теперь сверься. Отвестано: первое, приняла Ваалу-Мауна для штаба Первого Домината: Тринадцатому легиону вернуться в расположение отдыха; второе, приняла Ваалу-Мауна для штаба Первого Домината: казнь предателя Йорма, из рода… как там.. из рода Делванни утверждается Регулом, исполнить немедленно; третье, приняла Ваалу-Мауна для примста-миллиара Дастарра: негодяй, тебя ненавижу, мы разводимся, вечно не-твоя лапочка; четвёртое, приняла Ваалу-Ирама для Цветущей Вишни: сто пятьдесят тысяч, последняя цена.
Тяжелый вздох, Фрея довольно растянулась на кровати. Вот прошла ещё одна ночь. Писчий сидел на месте, не смея прерывать мысль хозяйки. Он славный малый, этот всегда полусогбенный львина, под пятый десяток, полгривы уже седая. Опытный — восемь лет с нею, а до того был с другой пять лет. Набитая ладонь. Это самый приближённый светский хвост к любой Вестающей — её писчий. Почти всегда это лев, крайне редко — львица; всегда имеющий семью и любящий какой-нибудь порок или постыдство; в общем, требуется всякий, кого можно очень крепко держать за усы. В отместку им очень хорошо платят; они имеют большое влияние, принимая вместе с помощниками клиентов, имея власть отсеивать всяких недостаточно серьёзных; тихо берут взятки, на что все хозяйки смотрят сквозь широко расставленные пальцы; среди Вестающих принято иногда принимать писчих в постель — так они и привязываются хорошенько, и лучше чуешь душу, и награда за труды.
— Вот ты мне скажи: зачем нужна удочка, если лиса в норе? Ваал мой, почему не приманка, например? — Фрея отбросила одеяло в сторону, и заложила лапу за лапу, возлегая.
Писчий притворился, что его не интересует вид хозяйки; Фрея, конечно же, притворилась, что ей совершенно безразлично его присутствие. А на самом деле она любила его немного поддразнить, ведь он был охотник до красоты львицы, несмотря на возраст. Кроме того, юность Фреи давно угасла, появлялись первые, ещё небольшие, признаки возраста, и она неосознанно желала ещё накрасоваться, хотя бы даже перед таким зрителем…
— Забавно, но в коллекцию не дотягивает.
— Нет, они всё-таки издеваются. А ну-ка, напомни что-нибудь самое такое, поглупее.
У него есть увлечение: собирать все самые смешные и глупые сообщения, которые хозяйке пришлось вестать или принимать. Зачастую клиенты, а особо государственные, приносили сообщения в зашифрованном виде, чтобы избежать понимания информации Вестающими. Как правило, они носят нейтральный и сухой характер, заведомо краткий и без вычурности. Но иногда некие шутники любят придумать как можно более глупую шифрованную фразу, и Вестающая должна провестать её без искажений, ведь согласно Кодексу и Всевечному Согласию между Сунгами и Вестающими, каждая из них должна вестать именно то, что было прошено или велено (правда, велеть может только Император да Высокая Мать). Особенно эту забаву любили «тайники», Тайная Служба. В этом есть свой резон: такое сообщение уж точно не забудешь, оно впечатывается в память.
— Заорал красный попугай, магистру одеть ведро на голову и выслать связку орехов, — прочитал лев в маленькой, отдельной записной книжечке, и засмеялся.
Фрея приложила ладонь к щеке, широко расставив тонкие пальцы. Ей всегда казалось это забавным, она всегда смеялась над дурным чувством юмора тайников вместе с писчим. Но сегодня почему-то увидела за этим отражение некоей жизненной безысходности и настоящего, режущего фарса. В этом было нечто знаковое. Вот на что опирается всё её величие, на чём зиждется сила Вестающих — на орущих красных попугаях и не-твоих лапочках; вот чем они занимаются в бесконечной тайне, именуемой снохождением — переброской орущих попугаев из одного сознания в другое. Вот она, клетка. Ты вроде как можешь всё; но на самом деле ты даже не вольна спать так, как желается. Днём дёргаешься, капризничаешь и страдаешь, опасаясь мира и собственных сестёр, ночью бегаешь к ним и выбалтываешь дрянную чепуху, которую поручили болтать всякие хвосты, от мала до велика. Всё твоё могущество — забросить как можно больше попугаев в одну ночь, чтобы выполнить свой «долг», свою «меру», чтобы отвязались. Дабы не сойти с ума, ты и тебе подобные завязывают и развязывают войны, свергают и ставят Императоров, убивают и (бывает) гибнут сами, плетут интриги и сами попадаются в сети. Но всё это так, понарошку, лишь бы не помнить о главном, но о чём именно — так каждая Вестающая уже и забыла; но каждая из них подспудно знает: в мире есть те львицы духа, да львы духа, которые стремятся знать, а когда обретают знание — не забывать; и, самое величественное, самое сильное, самое главное — передавать его другим, кто способен.