Снохождение (СИ)

Естественно, у Миланэ вызывала волнение ещё одна насущная и весьма деликатная проблема, известная многим-многим поколениям Ашаи-Китрах, которые сопровождали воинов Легаты Сунгов. По неписаной традиции, которой не одна сотня лет, Ашаи должна терпимо относиться к ухаживаниям главного дренгира того соединения, которому она назначена служить, даже если не горит желанием. Она хорошо запомнила, как он на третий день пригласил вечером к себе в преторий; понимая, что случиться может всякое, и этому всякому традиция не велит слишком сопротивляться, она привелась в порядок, вздохнула и вошла к нему, не подавая виду.

— Доброго вечера, мой легат.

Он был сам.

— Здравствуй, — предложил самое лучшее место в виде единственного стула, встав с него. — Садись, поболтаем, — сам сел на сложенные один на другой щиты.

Они сели друг напротив друга. Столом им служили сколоченные доски, поставленные на колышки, что забивают в землю для шатров.

— Наверное, думаешь, что я пригласил тебя… как это говорится…

— Моему легату виднее, зачем он меня пригласил. Я, в свою очередь, могу перенести то, что должна.

Он усмехнулся и вытащил на стол две бутыли.

— Не бойся. У меня две дочки, девятнадцать и шестнадцать — такие, как ты. Ещё, наверное, есть дети, но я без понятия, что они да как.

Миланэ кивнула.

— Расскажи-ка лучше о себе. Выпьем?

— Не посмею отказаться.

Их еженедельные посиделки в претории сразу превратились в традицию. Они садились и начинали беседовать обо всём на свете; под конец легат всегда напивался вдрызг и внезапно засыпал (за что каждый раз извинялся на следующий день); Миланэ, конечно, пила чисто символически. Она было посчитала, что он большой любитель виночерпия, но остальные дренгиры уверили, что обычно он вообще ни-ни. Поэтому в один из вечером она решилась об этом спросить.

— Ты так на меня действуешь, — ответил легат.

— Как? — опешила она.

— С тобой… освобождаешься, вот тут… — постучал себя по виску. — Не хочешь ни о чём думать. С кем я ещё здесь могу искренне поговорить?

Так было и в эту тёплую, глубокую ночь. У Миланэ целый день хранилось прекрасное настроение; немало этому способствовало то, что ровно через семь дней ей предписано уехать в Сидну. «Я возвращаюсь!», — тихо ликовала она. Легат где-то ухитрился раздобыть вполне неплохого вина для неё, сам же пил какое-то местное невообразимое варево. Ни он, ни она не говорили ничего, но понимали, что так они сидят в последний раз.

— Прошу прощения. Мой легат, сиятельная… Плохие новости, — вдруг вошёл один из когортенных.

— Что случилось? — спросил легат, и Миланэ впервые в жизни увидела, чтобы кто-то вмиг протрезвел.

— Прибежал раненный. Сообщил, что на северной дороге разбили обоз.

— Какой ещё обоз? Где?

— Возле овражного провала, на развилке.

Развернули карту. Командующий легионом никак не мог внять, какой обоз мог там очутиться. Северная дорога была непроходимой и дикой — это раз. Два — это обоз не появлялся возле их лагеря. И три — он вообще не мог там быть.

Привели льва. Тот воистину выглядел ужасно: грязный, израненный, еле стоял на лапах. Крупный и сильный с виду, он совсем сдал, и никак не мог внятно объяснить, кем является.

— Хозяйка погибла, хозяйка погибла, — только и повторял.

Легат поскрёб гриву.

— Хайти, возьми своих головорезов из первой и сходи туда. Да, лучников Харнаса не забудь.

— Толку там от них, — пожал плечами дренгир когорты.

— Что-то не так? Что-то неясно? — осведомился легат.

— Слушаюсь, мой легат. Ваалу-Миланэ, пусть сиятельная займётся этим… — он указал на раненого льва.

— Хорошо.

Она увела того в свой шатёр; заснул он вмиг, как только дотронулся к меховой накидке на кровати, каким-то неестественно быстрым и глубоким сном. Тем временем Миланэ полностью раздела его, осмотрела. Так, он явно от кого-то убегал: на спине виднелся знак сильного удара; также оказался ранен в плечо, но несильно, вскользь. За всё время он даже не пошевелил ухом — так сильно спал; в какой-то миг она посчитала, что вовсе умер, но напрасно.

Набросав всякой одежды и несколько шкур на два сундука, Миланэ прилегла поспать; казалось, она проспала лишь кратенький миг, как тут в её шатёр вошёл тот самый когортенный.

— Ваалу-Миланэ…

— Да-да, — резко встала Миланэ, притворившись бодрой и вовсе не сонной.

— Прошу преподобную поехать со мной.

**

Ранний рассвет.

Картина её взору предстала, конечно, ужасная. Хоть она и была на Востоке уже почти четыре луны, но настоящих картин смерти почти не видела, во многом благодаря везению — она служила легиону, который сейчас отдыхал от походов. Этот странный обоз состоял из одного, очень богатого дилижанса, уже разбитого и разграбленного дочиста, да большой повозки со всякими вещами, которые были разбросаны по дороге и лесу. На земле осталось десятка два львов; все вооружены и в доспехах, но это были не воины Легаты, а личная охрана.

Воины выставили охранение, осматривали убитых, пытались найти какие-либо бумаги и переворачивали оставшиеся вещи.

— Как ужасно… Кто эти Сунги? — спросила Миланэ, когда они с когортенным приехали к месту.

— Выясняем.