КНИГА ТРЕТЬЯ
Экспедиция в зону риска
Часть первая
Как у его сиятельства Верховного Правителя подлунного мира настроение сначала испортилось, но потом исправилось и весь день было замечательное, вплоть до самого ужина
Часы пробили десять, и: в спальные покои его сиятельства прокрался на цыпочках лакей в золочёной ливрее. Он приблизился к окну и потянул за украшенный кистями шнурок; тяжёлые шторы медленно раздвинулись, открыв за собой восхитительную панораму осеннего парка, блистающих на его окраинах озёр и темнеющего далеко, до самого горизонта, густого елового леса.
Огромное поместье, в которое въехал совсем недавно Верховный Правитель и которое называли теперь замком или дворцом, располагалось в ближайшем пригороде Давилона, на песчаной возвышенности, над переходящим в лесные угодья заповедным парком. Вход в этот парк, населённый приручёнными зверюшками, горделивыми длинноногими птицами и пугливыми оленями, теперь был разрешён только некоторым избранным коротышкам из касты неприкасаемых.
Осторожно, дабы не потревожить происходящее естественным образом пробуждение его сиятельства, лакей вышел из спальных покоев, и всё в доме снова замерло в ожидании.
Но вот г-н Пупс сладко потянулся, открыл глаза и посмотрел на открывшуюся за окном панораму. В голове у него всё ещё мелькали обрывки утреннего сна — будто он заблудился в метро и никак не может добраться до своей станции. Это создавало ощущение неуверенности и тревоги. В действительности Пупс был в метро только один раз — ещё когда работал старшим продавцом в Фантомасе и приехал в Давилон на воскресенье, чтобы поглазеть на жизнь большого города. Тогда он и вправду немного заплутал в подземке. А когда он разбогател и переехал в столицу, ездить в метро совсем отпала нужда, потому что у него появился собственный сверхдлинный автомобиль, шофёр и охрана.
В его сне пассажиры двигались словно роботы, не замечая его и не слыша его расспросов. Подобное ощущение растерянности и беспомощности он с некоторых пор нередко испытывал наяву, и причиной тому был его необычайно быстрый взлёт — сначала до положения самого богатого коротышки, а затем и до властелина всего подлунного мира…
Стряхнув с себя тревогу, Пупс поднял пухленькую ручку и подёргал за колокольчик.
Благозвучный перезвон разнёсся по всему зданию, и в то же мгновение высокие резные двери растворились и несколько важных коротышек в ливреях вкатили в спальню его сиятельства столик с утренним кофе.
Дворецкий помог своему господину усесться на пуховой перине и многочисленных подушках, к его подбородку подвели закреплённый на специальном шарнире серебряный поднос, который с величайшей осторожностью уставили вазочками, блюдечками, розеточками, кувшинчиками и кофейниками. Его сиягельство отхлебнул из любимой, привезённой ещё из Фантомаса чашки, надкусил тёплую булочку — и забыл о тревожных мыслях.
— Первый министр здесь? — поинтересовался он у благоговейно взирающего на него дворецкого.
— Так точно, ваше сиятельство! — отозвался тот с готовностью. — Господин Гризль дожидается в приёмной.
— Позови. А вы все свободны.
— Слушаюсь, ваше сиятельство!
В спальные покои зашёл, прикрыв за собою двери, Первый министр. На лице его была неуверенная, но приветливая улыбка, под мышкой он держал лаковую папку с бумагами.
— Как спалось вашему сиятельству? — поинтересовался он, вежливо склонив голову набок.
Вместо ответа Пупс продолжал завтракать, макая булку в кофе, чавкая, прихлёбывая и позвякивая посудой. Его вдруг стало раздражать, что его самый приближённый коротышка, сподвижник и фаворит, ведёт себя так же, как и все остальные, по-лакейски унижаясь.
Пупс продолжал есть, и улыбка постепенно сползла с лица Первого министра.
— А ведь я вас ни о чём не спрашивал, Гризль, — откликнулся наконец его сиятельство очень нехорошим голосом. — Разве этикет не предписывает кому бы то ни было стоять и дожидаться, пока я первый с ним не заговорю?
— Так точно, ваше сиятельство…
Некоторое время ещё Пупс продолжал завтракать, и Гризль стоял, не шелохнувшись, и смотрел на него.
В последнее время его сиятельство всё чаще стали посещать приступы беспричинного раздражения, которые он по-всякому вымещал на окружающих.
Кроме того, он стал болезненно подозрителен. Оставаясь один в комнате перед сном, до того как совсем погасить свет, он непременно заглядывал под кровать, резким движением отдёргивал шторы, а также проверял, не забрался ли кто-нибудь в его гардероб. Однажды, во время такой проверки, из гардероба с криком выскочила кошка, и его сиятельство пришлось приводить в чувство пахучими снадобьями.