Снова убивать

Когда мы двинулись наверх, он уже закипал, хотя старался не подавать виду, и верил мне процентов этак на девяносто семь. Он поставил одного человека у лестницы и начал с комнаты Вулфа. Фриц тоже поднялся, чтобы следить за порядком: на всякий случай, а то вдруг я отвлекся бы. Должен признать, что вели они себя вежливо, хотя искали тщательно. Им показался слишком высоким двойной матрас на постели под черным шелковым покрывалом, и один из них его отвернул, проверяя, не спряталась ли под ним мисс Фокс. Роуклифф прошелся мимо книжных шкафов, измеряя на глазок их глубину изнутри и снаружи в поисках потайного шкафа, отодвинул экран, на котором висела мишень, и посмотрел, нет ли за ним потайной дверцы. А я все это время отпускал всевозможные шуточки, какие только приходили на ум.

В моей комнате, когда Роуклифф начал раздвигать висевшую в шкафу одежду, я сказал:

– Послушайте, у меня предложение. У меня есть длинное платье… однажды выиграл в лотерею… Давайте вы отведете меня к Кремеру, скажете, что я Клара Фокс. После этого вашего спектакля сдается мне, что ему не хватит ума сообразить, что я – не она.

Роуклифф выпрямился, вынув голову из шкафа, сверкнул на меня глазами и заорал:

– Ты заткнешься или нет, а? Или я тебя отведу, и не к Кремеру!

– Что за ребячество, лейтенант, – ухмыльнулся я. – Сами валяете дурака, а потом хотите сорвать злость на честных гражданах. Но погодите-ка, погодите! Может, вам еще повезет!

Роуклифф развернулся, протопал к лестнице и пошел на следующий этаж, а его парни за ним. Должен признать, я слегка занервничал, когда они вошли в Южную комнату. В общем-то, сложно провести где-то десять часов и не оставить следов. Но они искали не следы, а женщину. А эта женщина идеально выполнила инструкции Вулфа, так что все обошлось. Они пробыли там всего пару минут и примерно столько же в Северной комнате, где ночевал Сол Пензер. Когда они вышли оттуда, я открыл перед ними дверь на узкую лестницу и учтиво придержал.

– Четвертая остановка – оранжерея; она же последняя. И поверьте моему слову: если вы споткнетесь о подставку, где стоят орхидеи, у вас будет куда больше неприятностей, чем сегодня у нас.

Роуклифф был уже готов. Он старался не проговориться и не подавать виду, но он сломался. Он рявкнул:

– Вулф там?

– Да, там.

– Ладно. Джек, за мной. А вы двое, ждите здесь.

Втроем мы поднялись наверх. Я шел сзади и потому крикнул Роуклиффу, чтобы входил. Войдя, он увидел лифт, стоявший с открытой дверью. Он крикнул вниз:

– Эй, Эл! Поднимись сюда, проверь шахту.

Эта оранжерея производила впечатление и на людей, которым лейтенант Роуклифф был не чета. Тут ахнул, например, Пьер Фракар, президент Французского общества садоводов. Она и на меня производила впечатление, хотя я входил сюда по десять раз на день и притворялся перед Теодором, будто мне все равно. Разумеется, в феврале вид у оранжереи роскошнее, чем в октябре, но Вулф и Хорстман придумали свои способы украшать ее в любое время года. Войдя в первое помещение, где были собраны гибриды одонтоглоссумов, онцидиумов и мильтоний, Роуклифф и его коп так и остолбенели. На металлических уголках, посверкивавших серебряной краской, на бетонных лавках, на полках стояли и висели три тысячи орхидей, и казалось, здесь даже воздух переливался зеленым, голубым, желтым и красным. Для меня, человека который знает, какой бывает оранжерея, когда она во всей красе, зрелище было слабоватое, но придираться я не стал бы.

– Вы что, пришли на цветочную выставку? – поинтересовался я. – Вы билетов, между прочим, не покупали. Давайте за дело.

Роуклифф пошел первым. Он шел по центральному проходу. Один раз он остановился, заглянул под скамейку, а я расхохотался, а потом сделал вид, будто поперхнулся, и сказал:

– Прошу прощения, лейтенант. Понимаю, вы здесь по долгу службы.

Он двинулся дальше, по-прежнему распрямив плечи, но я видел, что его боевой дух приказал долго жить.

В следующем помещении, где были каттлеи, лелии, гибриды и всякая мелочь, стоял в углу Теодор Хорстман и раствором удобрений поливал цимбидиумы, которые растут в земле, и Роуклифф на него лишь взглянул, но ничего не сказал. Коп, шедший за ним, тем временем остановился и сунул нос в лиловую чашечку крупного гибрида, и я сказал ему:

– Не пахнет. Если тут есть приятный запах, это от меня.

Мы прошли насквозь отделение тропических растений, где были сняты решетчатые щиты и сияло солнце, и перешли в горшечную. В горшечной было больше места, где можно было спокойно двигаться, и тут кое-кто находился. Там, прислонившись спиной к металлическому стеллажу, стоял по-прежнему безупречно чистый, без единого пятнышка, Фрэнсис Хоррокс и что-то говорил Вулфу, проверявшему пневматический ороситель. На длинный низкий ящик с приготовленным для орхидей грунтом сверху были положены две доски, на которых стояло горшков тридцать пять или сорок с Laeliocattleya lustre. Вулф поливал их из оросителя и успел полить заодно все вокруг. Хоррокс тем временем говорил:

– Со стороны все это выглядит дьявольски сложно. Разве нет? Результат, разумеется, тоже виден…