Пугающий пейзаж сменился высокими горами, тянущимися верхушками к густым облакам. Уже не бодрило всё вокруг, не сладостными грёзами казалось окружающее — это был ночной кошмар, гробовым холодом пронзающий душу. Не было мне так смешно, как прежде, все пережитые волнения вызывали волну непреодолимых сомнений. Уже ни во что не верилось, стирались грани между реальным и сказочным, мешались и путались мысли. Хотелось накрыть лицо ладонями и громко, звонко закричать, чтобы все переживания унёс в небо ветер. Но вместо того, чтобы позволить волне горечи подхватить себя, я ощутила на сердце патоку. В этом и было самое главное различие между реальностью и сновидениями — эйфория. В настоящем мире я могла испытывать весь сектор живых эмоций, когда грёзы ограничивались только солнечной их стороной. Мне могло быть страшно и больно, но все эти ощущения стремительно тлели и догорали в огне нескончаемой радости, вливаемой в меня миром сновидений. Сейчас мне опять стало легко и свободно, встреча с обитателями леса больше не внушала ужаса.
Странное чувство вновь неодобрительно заскреблось и зашипело, но вмиг умолкло, когда поток мыслей прервали чьи-то резкие и грубые руки. Цепкие пальцы крепко ухватились за моё плечо и утянули за собой назад. Я не успела и пискнуть, как мой рот плотно зажала чужая ладонь.
— Молчи, — отрывисто и властно раздался у уха грубый юношеский голос, который показался отдалённо знакомым. — Доверься мне, — полушёпотом добавил он.
Я и доверилась, но только своей интуиции, которая благосклонно отнеслась к незнакомцу. Поэтому покорно позволила себя уволочить в тень кедровых деревьев. Крепкая жилистая рука рвано легла на мою талию, когда вторая всё ещё продолжала сдавливать рот. Лопатками я чувствовала, как тяжко вздымалась грудь незнакомца и громко слетало дыхание с уст. Неосознанно моё сердце подхватило нервозность и начало колотиться учащённее.
Спустя мгновение, которое растянулось вечностью, послышалось слабое потрескивание, словно песнь живого огня. Удушливый запах дыма дошёл до моих ноздрей, я едва сдержала себя от приступа чиха. Вдалеке сквозь камни и ветви деревьев полился ручьями то ли дым, то ли густой туман. Постепенно нечто обретало получеловеские очертания: из белого сгустка образовался полупрозрачный череп. Его лобная часть покрылась размашистыми трещинами разных размеров, которые паутиной переплетались до затылочной части. Раздробленная нижняя челюсть неестественно исказилась в левую сторону, из пустых глазниц полился густой, зелёный свет, добавляющий зловещие ноты образу. Из головы тянулись длинные, костлявые лапы с острыми когтями. Остальная часть туловища бесформенным сгустком валилась из черепа и лап, волочась ковром по камням и земле. Существо несколько раз осмотрелось, а потом обернулось в нашу сторону. Хватка на моей талии усилилась.
— Здесь кто-нибудь есть? — заскрипело нечто, бездумно таращась. — Не здесь… — Оно обернулось в другую сторону. — А там есть кто-нибудь? — И продолжило вслепую свой путь.
Дрожа испуганной ланью, я всей спиной вжалась в грудь незнакомца. Одного взгляда на существо хватило, чтобы позабыть, как дышать. Как хорошо, что я не могла кричать — кто знает, что могло со мной стать. Наконец, чудище уползло достаточно далеко, чтобы скрыться на горизонте. Спаситель медленно выпустил меня из своих объятий, словно опасался, что я могла вольной птицей улететь и угодить в неприятности.
Обернувшись, я удивлённо вздохнула и чаще задышала, встретившись со знакомой, но уже недетской, язвительной ухмылкой Санеми. Теперь его нельзя было назвать ребёнком, но и не взрослым мужчиной тоже: он вытянулся, руки его окрепли, плечи стали шире. Лицо осунулось и заострилось. Всё ещё измятое глубоким шрамом, который я мысленно отметила ещё в момент нашей первой встречи, но не стала заострять на нём внимание. Теперь яркими и блеклыми узорами рубцы шрамов покрывали его руки и тянулись по всему телу. Наш рост поравнялся, а глаза находились на одном уровне. Я сдержала себя от улыбки, когда рассмотрела маленькую межбровную морщинку, которая образовалась, скорее всего, из-за того, что он часто хмурился. Санеми вырос и стал юношей. Он, казалось, тоже был удивлён нашей встрече, но отчаянно это пытался скрыть за маской безразличия. Санеми грозно сморщился, лицо его помрачнело.
Я хотела заговорить, но он прервал меня холодно и недружелюбно, не изменив своей манере:
— Если хочешь потрепать языком, то делай это не здесь. — Санеми коротко кивнул в сторону узкой извилистой тропы, которая вела сквозь редкие кусты к вершине горы. — За мной.