Читаем Сновидения (СИ) полностью

Я не стала ему перечить. Желания оставаться здесь не было, поэтому добровольно последовала за своим спасителем. Забирались мы по тропе долго и молча. Санеми передвигался слишком умело и быстро, поэтому ему, подавляя поток недовольных кряхтений, приходилось подолгу дожидаться меня. Иногда язва пробивалась сквозь его уста и выливалась на мою голову, когда я простодушно от неё отмахивалась и громко шутила. На что юноша строил озлобленное выражение лица в ответ, но я-то видела, как уголки его губ слегка подрагивали — то ли от смеха, то ли от порыва улыбок. А, если бы могла видеть его лицо, когда он отворачивался, то знала бы, что Санеми и вовсе ухмылялся, изредка забывая о своей сущности кактуса. Почти добравшись до вершины, юноша не выдержал и, повернувшись полубоком, схватил меня за запястье, но не сильно, помогая забраться. Я просияла и благодарно заулыбалась. Гора оказалась не крутой и не скалистой, да и не такой высокой, как казалась, но всё-таки доверия не внушала. Поэтому, когда мы уселись на голые камни, чтобы начать разговор, я неосознанно придвинулась к юноше поближе.

— Ты чего? Не липни ко мне. — Он отодвинулся.

— Да я и не липну. — И я вновь придвинулась.

— Прекрати трястись от страха и жаться ко мне! — шикнул Санеми и вновь отстранился.

— Я это делаю для того, чтобы тебе не было страшно! — Придвинулась.

— Ты… Ты! — И он сдался.

Вид перед нами открывался прекрасный: утренние лучи солнца обволакивали своими объятиями плодородные земли, усыпанные яркой зеленью и цветами. Постепенно маленький мир вокруг нас просыпался и заливался красками. Создавалось ощущение, что нет их, ночных кошмаров, только благодать и одухотворённость. Закрадывались привычные, спокойные чувства, как во время встреч с Кёджуро.

— Ты не изменилась, — решил завязать разговор юноша, не придав голосу привычной язвительности.

— А ты — очень. — Улыбка всё ещё согревала моё лицо.

Санеми понизил голос:

— Меня раздражает, что ты можешь приходить и уходить, когда тебе заблагорассудится, — говорил он хрипло и с искрами во взгляде. — Да кто ты вообще такая?

— Я — Мэй. — По-лисьи прищурилась и резко потянулась к своему лицу, чтобы накрыть его ладонями, но, призадумавшись, вместо этого спрятала руки в карманах. Это был последний раз, когда я захотела скрыть своё лицо перед кем-либо в грёзах.

Его левая бровь слабо дёрнулась.

— Знаю я! — Лицо порозовело от эмоций. — Меня трясёт от тебя. Я не понимаю, что ты такое!

Сидел, пыхтел, кряхтел, весь из себя страшный и злой.

Я попыталась его успокоить и ласково спросила:

— Почему ты так взволнован?

— Я не взволнован! — И, похоже, он заволновался ещё сильнее, в нервном жесте облизнув сухие губы. — Просто не понимаю, почему это происходит именно с тобой. Всякий раз, когда я просыпаюсь, то не могу тебя вспомнить. Но стоит мне заснуть — вспоминаю. Назойливая, приставучая, дрянная девчонка, от тебя сплошные головные боли. Терпеть тебя не могу!

Санеми выплёвывал слова грозно и на выдохе, стараясь обвинить меня во всех грешных деяниях мира. Я уже и забыла, когда перестала трястись от одного его взгляда. Теперь мы говорили на равных. Ну, почти.

— А я, когда просыпаюсь, тебя помню. И никогда о тебе не забываю, — сказала осторожно, спокойно, держа ситуацию под контролем.

Недоверие отразилось на лице юноши, словно его пыталось убедить в своей живости привидение.

— Ты существуешь? Или я просто схожу с ума? — Он запустил пальцы в спутанные волосы, взъерошив их. — Слишком много мыслей о тебе, слишком много чести. — И заскрипел зубами. Пытался вновь уколоть и побольнее, да что-то получалось плохо.

Я ощутила дежавю, словно такой разговор уже проходил ранее.

— А ты как думаешь?

Санеми скользнул по мне серьёзным и даже оценивающим взглядом.

— Существуешь. Настоящая, наверное, — начал говорить он, но не смог угомонить свою внутреннюю вредоносность, поэтому добавил. — И откуда мне знать! Ты должна ответить на этот вопрос!

«А, может, он такой же, как и я? Правда… Живой?» — в надежде задумалась я. Такой же яркий, сверкающий мечтой, неудержимо рвущийся к новым горизонтам. Человек, в душе которого существовал маленький мир, окутанный своими историями и тайнами.

В минуты, когда добрая сказка грёз отступала, и меня одолевали дикие мысли, хотелось верить в чудо. Я уже не корила себя за тайные надежды, только изредка жалела, осознавая, как тяжело и сильно затягивали меня в водоворот робкие мечты. С каждым божьей ночью слабая вера по крупицам крепла в сердце, выстраивая между мной и грёзами нерушимые мосты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика