Сновидения (СИ)

Я вдохнула полной грудью аромат лаванды и мёда, который нашёл путь до моего сердца со времён путешествий в грёзах. Влажной тканью я скользнула по крепким плечам и груди. Кёджуро молча наблюдал за мной неотрывным взглядом, который был давно знаком — именно так я смотрела на мужчину когда-то в грёзах: жадно, требовательно и томительно. В душе грелась мысль, что я была ему интересна — хотелось, чтобы он всегда смотрел на меня вот так. И только на меня.

«Я ужасна… — Мои действия вновь стали механическими и отточенными, сознание цепко затянул водоворот густых и противоречивых мыслей. — Не хочу делить его… с другой женщиной. — Я поджала губы. — Боюсь представить, что со мной будет, если у него появится другая. А, если уже есть? — Беглый взгляд скользнул по мужской руке. — Кольца нет… О чём я вообще думаю?»

— Скажи, а мы раньше нигде не встречались? — неожиданно спросил мужчина, и я резко остановилась. На секунду моего лица коснулась нежная улыбка, но я поспешила сменить её непоколебимым спокойствием — однако, этого мгновения хватило, чтобы стать судьбоносным для меня и Кёджуро. На лице мужчины отразились сомнение, надежда и что-то ещё — совершенно новое и незнакомое для него, чувство, которое он ранее никогда не испытывал. Не испытывал ведь?

«Меня может с ней что-то связывать», — подумал мужчина и оказался несказанно счастлив. Объяснить это внезапное чувство он ничем не мог.

— Если и встречались, то я сейчас не вспомню. — Нехотя придерживалась я легенды с амнезией. — Но, когда смотрю на тебя, кажется, словно и правда виделись где-то давным-давно, — заговорила я осторожнее.

Кёджуро широко улыбнулся.

— Верно! — громко воскликнул он. — Смотрю на тебя и думаю — точно знакомы! А где — вспомнить не могу! — заговорил он быстро, окрылённый яркими мыслями. — Удивительно! — И воспрял боевым духом.

— Удивительно… — повторила я вслед за ним и бережным касанием разносила мазь по телу спутника, и последний неожиданно задержал дыхание. — Не нужно отказываться от лечения… Кёджуро, — ласково сказала я, едва не назвав его «мой милый». Когда я закончила, то туго затянула повязки и прочно зафиксировала их на теле. Не поднимая взгляд, я суетливо и с присущей аккуратностью проверила все бутыльки с лекарствами и убрала их в маленькую сумку.

Кёджуро склонил голову на бок, продолжая смотреть на меня с улыбкой.

— Мне нравится! — неожиданно воскликнул он.

— Что же? — Я удивлённо проморгала.

Но он проигнорировал меня:

— Мэй!

— Да? — И я улыбнулась тепло.

— Назови моё имя, — сказал он беззаботно. Смущение алыми красками прилипло к моему лицу, и я рвано выдохнула.

— Кёджуро, — тихий ответ.

Мужчина светло улыбнулся и кивнул, а потом задумался, словно принимал важное для себя решение.

— Мне нравится, когда ты зовёшь меня по имени, Мэй, — произнёс он полушёпотом, окончательно нарушив мой сердечный покой. Если между нами и были какие-то стены, то они тотчас рухнули. Мои губы задрожали — я с трудом сдержала себя от того, чтобы не обнять мужчину прямо сейчас.

В поместье бабочек я возвращалась с красными, пылающими, щеками.

Часть 10 «Семья Ренгоку»

Неделями ранее.

В Идзакае всё оставалось неизменным — вонь и буйства пьяниц. Для последних не было повода, чтобы нахлебаться зловонным пойлом: будь на то свадьба или поминки, непогода или ясное небо — опухшие красноносые рожи убого толпились в одном месте, падали ниц и выворачивали плешивые карманы, чтобы наполнить желудки хмельными напитками. Шинджуро Ренгоку был из тех, кто презренно порицал этих убогих нелюдей и брезгливо отворачивал лицо. Кто бы мог подумать, что спустя годы он стал одним из них — жалким ничтожеством. Когда после смерти любимой жены он впервые пригубил бутылку сакэ, подумал, что мог остановиться, но ничего не вышло. Как и у его отца и деда, которые, начав, не сумели сделать шаг назад. Каждый из которых свято себе обещал, что никогда не встанет на тропу отца.

«Почему мои дети не ненавидят меня? Почему не смотрят с осуждением, как все остальные? — Злился Шинджуро на сыновей и самого себя. Он мечтал, чтобы они от него отказались — от позорного отца, опорочившего фамилию Ренгоку. Но как бы Шинджуро ни пытался, бросить пить никак не получалось, как и у сыновей отвернуться от него. В жизни главы дома Ренгоку всё неожиданно перевернулось, когда пришло осознание, что он упустил нечто важное в своей жизни — тогда он узнал о женитьбе старшего сына и впервые воспротивился выпивке. Самое ужасное, что весть дошла до Шинджуро не из уст Кёджуро, а благодаря услужливому трёпу пьянчуг. — Что же я за отец такой, если уже все знают о таком событии, кроме меня самого, — подумал случайно Шинджуро и едва сдержался от порыва горьких слёз».

Именно в тот момент, когда он находился на самом дне, появились силы что-то поменять в своей жизни.

— Слыхал-слыхал? Ренгоку-то пассией обзавёлся, — сально лепетали языки, утопая в пьяном галдеже.