СНТ

Варвара Павловна читала им курс, понемногу пробираясь от бесписьменного общества к советскому, в котором фольклор дополняет советскую литературу и сатирические народные частушки… Ведь даже многие учёные капиталистических стран соглашаются с тем, что (тут Варвара Павловна переводила дух перед длинной фразой) «социально и классово обусловленный, исторически развивающийся процесс освоения и трансформации народного творчества в быту, культуре и профессиональном искусстве».

Год катился колобком, медленно и размеренно. В январе и июне студенты валились с печи, как сказочный герой при резкой остановке своего транспортного средства. Они внезапно проявляли интерес к фольклору, а потом исчезали после сессии. В экспедиции Варвара Павловна уже не ездила, и лето проходило на даче, куда изредка приезжала дочь. Внуки сюда ездить отказывались, о чём Варвара Павловна нисколько не сожалела. Как-то мальчики, привезённые родителями, тут же облились из шланга, утопили в колодце насос, пытались поджечь сарай с помощью керосинового факела и получили пожизненную индульгенцию на забвение бабушки.

Перед одной из поездок на дачу, в последний день на кафедре, ей передали на отзыв диссертацию. Дело было неспешное, и она сунула коленкоровый переплёт в тюк с прочими бумагами. Погрузившись в машину соседа, Варвара Павловна тут же забыла о соискателе и вспомнила о диссертации только через неделю, когда садовые работы были в разгаре. Аспирантка родом из Вологды… нет, Вытегры… Вычегды (где это? нужно потом посмотреть в энциклопедии, записать в план-календарь) занималась детскими стишками. Это было далеко от занятий Варвары Павловны и далеко от её научного интереса. Соискательница лихо цитировала предшественников, что описывали процесс децимации и мрачные смертные считалки римлян, аппарат судьбы, который включали крестьяне при рекрутском наборе, и солдатский жребий. Это всё было мило, но не для Варвары Павловны. В приложениях она обнаружила целый ворох записанных соискательницей считалок.

Варвара Павловна вдруг услышала тонкий голос её детства:

Шла Варвара с длинным носом,
Подошла ко мне с вопросом:
Как отрезать этот нос,
Чтоб он больше не рос?
Вы возьмите купоросу,
Приложите его к носу,
А потом-потом-потом
Отрубите топором.

Правда, в описи-приложении Варвару то и дело замещал кто-то – какой-то Карл Иванович с длинным носом. И медный купорос заменялся на канифоль, топор замещался на долото. Или вовсе являлся некий Тары-бары всё с тем же носом, а потом приходил спасительный Барбос и откусывал тот же нос… Варвара Павловна продолжала слышать тоненький голосок родом из «довойны», это считала во дворе Зина, она потом, кажется, погибла, не под бомбёжкой, а какой-то нелепый случай в сорок пятом году, автомобиль выскочил из-за поворота…

Вечером, покончив с обрядовыми делами в саду, Варвара Павловна поднялась на второй этаж дачи, где у её покойного мужа был кабинет. Вдова унаследовала его, почти ничего не меняя – даже справочники по радиотехнике остались на своих местах. Последние несколько лет своей жизни муж посвятил темам странным, не вполне материалистическим. Будто, закончив дела с одним космосом, он начал размышлять над космосом другим, с универсальными уравнениями мироздания. Ничто в природе не растёт хаотически – ни горы, ни трава, нет ничего вольного и бездумного. Живая и неживая природа повинуются (нет, не Богу – советской власти было уже пятьдесят лет) сочетаниям числовых полей. Коллеги, кажется, издевались над старым учёным, но ровесники понемногу вымирали, а у молодых объявились новые начальники. Муж писал трактат о том, что мир покоится на цифровом начале, а обязанность человечества – в его обсчёте, то есть в обслуживании. Он сам не верил, что книга когда-нибудь пройдёт марксистскую цензуру. Однако ему даже удалось напечатать статью в «Докладах Академии наук», хотя потом выяснилось, что её приняли за первоапрельский розыгрыш. Кто поверит в серьёзность разговора о материи, возникающей из обсчёта и обмера? Страшный сон марксиста, рождение новых платоников, идеологическое хулиганство…

Варвара Павловна в эти дела не лезла. Вопреки детской травле стишками и собственному имени, излишним любопытством она не страдала. «С длинным носом»… Всё детство её дразнили за длинный нос. На базаре нос оторвали – это ведь ей, любопытной Варваре.

Воспоминания редко прорывались в её мир, она научилась загораживаться от них, как от солнца, что плохо влияет на кожу – особенно в её возрасте. Поэтому в саду она возилась в огромной соломенной шляпе.

Но сейчас прошлое ломилось в её жизнь, и она сделала то, чего не делала лет шесть – со времени смерти мужа. Тогда она безобразно напилась в одиночестве – не от горя, а от обиды.