Герой жил в небольшом посёлке, и проще всего было добраться туда на электричке. Если уложиться в час, то можно вернуться обратно поездом в 20:30 и не так поздно очутиться дома.
Огромный город дышал рядом, его огни красили розовым низкие снежные тучи. А тут – пустынно, так что, пройдя сквозь рощу пятиэтажек, она чуть не пропустила нужный дом.
Её послали к герою – записать его старческий бред. Она ненавидела эти редакционные задания, потому что старики были либо неумеренно болтливы, либо мычали что-то бессвязное. Некоторые из них и вовсе выходили фальшивыми ветеранами. За несколько лет она выучила расположение орденов на ветхих кителях и иерархию орденских планок. Какое-то время можно верить тому, что старику неправильно нацепили награды внуки, но если начинается нестройное звяканье больших, как блюдца, общественных наград – жди беды. Это плохой знак: разговор не получится. Старик начнёт врать так, что в эфир ничего не поставишь.
Но тут был случай особый: этот герой не попал на войну, он попал на маленькую баржу, на которой почти два месяца плыл по Тихому океану. Баржу сорвало с якорей, и четыре товарища боролись с голодом, океаном и палящим солнцем, пока их не подобрал американский авианосец.
Их было четверо, а теперь остался только один.
Она сперва отказывалась от редакционного задания. Она давно знала этот тип людей, что получили свой миг славы, но теперь он остался в прошлом, и теперь они доживают жизнь в безвестности. Сколько она видела таких заметок о смерти актрис, прошумевших полвека назад. Они растворялись в безумии, среди хлама своих одиноких квартир. И находили-то их спустя полмесяца после смерти.
Но тут всё оказалось иначе, она поняла это, только ступив в прихожую. В квартире было чисто, хотя и накурено.
Старик жил в пустой комнате, которая от пустоты казалась больше. Гостья выложила на стол коробку с конфетами, как дань хозяину за будущий разговор. Однако оказалось, что ему нельзя сладкого.
Полился в кружки душистый чай, а она включила магнитофон.
Старик рассказывал привычно, как, наверное, он рассказывал свою историю тысячи раз – перед пионерами в школах. Начинался шторм, рвались якорные цепи, баржу било о скалы, и солёная вода затыкала рот рации. Она предварительно прочитала об этой истории в «Википедии» и знала все повороты сюжета. В таких историях слушателя задевает не настоящий ужас, а какая-нибудь деталь – вроде съеденных сапог и гармошки.
И старик не обманул её, он подробно рассказал, как вываривали гуталин из сапог и то, как мазали солидол вместо масла. Честная история молодого сержанта, который остался лидером среди своих товарищей, не зная этого слова и психологических приёмов убеждения. Старик оказался дряхл, но опрятен. Товарищи его давно умерли, а он жил, драил своё небогатое жильё, как палубу, и умирать не собирался. Это внушало гостье невольную зависть. Надо же, жить ему не скучно. Репортаж был практически готов, и можно собираться.
Наконец она спросила, не печалит ли его происходящее сейчас. Это был лишний вопрос, она сразу это поняла, с запозданием посмотрев на часы. Если он просто скажет «нет», то она успеет добежать до станции как раз к 20:30.
Старик посмотрел в черноту окна и вдруг сказал:
– А я был предупреждён. – И продолжил, отвечая на растворённое в воздухе недоумение: – Это ещё там, на барже. Мы стали совсем доходить. Воду из охладительного контура мы давно выпили, собранного на брезенте конденсата не хватало, и я понимал, что пора. Нам помогала усталость – какое может быть отчаяние, когда такая усталость.
Мы с Филиппенко смотрели на закат, очень, знаете ли, красиво. Филиппенко вообще до срочной моря не видел. И тут у меня за спиной со скрежетом открылся люк, и на палубу кто-то вылез. Я сперва думал, что это Воронов, он был пободрее прочих. Я не сразу повернулся, а кто-то встал рядом и тоже смотрит вдаль. Я повернулся и вижу – какой-то незнакомый, нас тут четверо, а этот – пятый. Мы сначала даже не удивились. Филиппенко этак неприветливо спрашивает его: «Что вам здесь надо?»
Было бы больше сил, мы бы шарахнулись в сторону, а так просто смотрим на него. Совершенно обыкновенный человек, должен вам сказать. Роста среднего, худощавый, бритый. Только глаза особенные, весёлые и добрые, как у детского врача. И ещё на нём куртка с нашивками, только застёгнута справа налево. Так женщины застёгиваются да ещё, по слухам, дьявол. Это меня почему-то удивило больше всего. А пока мы разглядывали друг друга, я мигнул, гляжу – куртка у него уже застёгнута правильно. Я бы сел, если б уже не сидел на палубе. Ну, бывает, думаю, вот уже галлюцинации.
Гостью заполнил страх – она пила чай с сумасшедшим. Кажется, правда, тихим сумасшедшим. Сколько она видела таких – уфологов, исследователей аномальных зон, людей, находивших шифры в детских стихах и знаменитых романах. Но кажется, он не собирался её убивать после того, как расскажет тайну.
А старик продолжал:
– Мы с Филиппенко так заорали, что на палубу вылезли Воронов с Кашиным.