«А, – говорит незнакомец, – все в сборе». – Он протянул руку, и перед нами возникли четыре миски с макаронами по-флотски.
Я, помню, ещё товарищей по рукам бил, чтоб не налегали. Я после войны, мальчишкой, настоящий голод испытал, помню, что сразу есть нельзя.
А он будто мысли мои прочитал, говорит:
– Вам можно.
Тут у меня начали сомнения закрадываться. Понимаю я, что еда эта ненастоящая.
А он как бы снова угадывает моё соображение и говорит:
– Ну да – ненастоящая. Но ощущения будут такие же. Настоящую вам нельзя: не буду вам долго объяснять про пространственно-временной континуум и прочие сомнительные штуки. Но дело в том, что ничего материального я вам предложить не могу. А могу только подбодрить.
– Ну и то дело, – соглашаюсь.
А он продолжает:
– Мы, ваши потомки, очень в вас заинтересованы, потому что дело не только в вас, а в примере вашем.
– Может, машину нам почините?
– Нет, и машину нельзя, – говорит пришелец. – Да я и не умею, не поверите. Вы на таких гробах по морю ходите, что это у нас оторопь вызывает. Я бы и радио вам не починил, потому что в этой ламповой технике ничего не понимаю. Но дело не в этом: нельзя столько изменений в нашем прошлом производить. А наше прошлое – это вы и есть. Но вы не тревожьтесь, всё должно быть хорошо. Всё от страха происходит.
Ну про это я, положим, читал у французского человека Алена Бомбара. Он, если вы помните, океан в лодке переплыл и солёную воду пил – правда, понемногу. И в той книжке, которую я читал, он всех успокаивал, дескать, умирают не от голода и жажды, а от страха.
А гость наш мне головой кивает: соберитесь, мол, силы экономьте, но не распускайтесь. Я вас специально пришёл поддержать, потому что помощь близка. И, забегая вперёд, был прав – как раз наутро нас американцы заметили. И очень вовремя, потому что вычерпывать воду у нас уже сил не было и лишней недели бы мы не продержались.
А пока я этому пришельцу говорю:
– А как у вас там, в будущем? Голод победили?
Тот мне говорит, что победили, но не везде. Но и там, где победили, толстых много, с ожирением борются, телефонизация повсеместная, медицина небывалых высот достигла и всё такое. Но тут же и одёрнул себя: проблем, говорит, много, что я вам врать буду. Или там пафосные цитаты приводить.
Ну, я спрашиваю:
– Значит, там у вас коммунизм-то построили наконец?
Тут он скривился и говорит:
– Вы лучше об этом не думайте. Не надо вам этого. Главное – семья, дети. Этого держитесь, а лозунгами себе голову не забивайте.
И так он это сказал, что я раз и навсегда для себя вывел: никакого коммунизма в будущем нет. Так что потом и разочарований у меня не случилось, предупредил меня этот человек. Может, это главное, о чём он предупредил.
Гостья вздохнула и вдруг поняла, что диктофон ничего не пишет. Она сама случайно нажала кнопку, но печали в этом не было: всё равно это было лишней частью в интервью.
Да это и хорошо, старик выжил из ума, что с ним спорить. Она натянула сапоги, стукнувшись о стену прихожей плечом, и выпала из подъезда на улицу. Невдалеке протрубила электричка, и пришла досада опоздания – но нет, поезд шёл в другую сторону, прочь от большого города. Если поторопиться, она успевала на 21:02, что шёл почти без остановок.
(птичка)
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Когда Раевский шёл с женой к дачному посёлку от станции, вдруг началась метель. Они попали в метель из опавших листьев. Ветер бросал их в лицо, крутил вокруг, и чужие дачи от этого казались праздничными и ненастоящими, как городок внутри волшебного шара.
Жена предложила опоздать, потому что ненавидела совместные дни рождения, где крутят кино из воспоминаний о прошлом и все произносят типовые пожелания имениннику.
«Всё это лучше сказать за столом, а не в камеру, – говорила она. – Не люблю этот корпоративный стандарт. В офисе это делают для того, чтобы не отставать от коллег, не злить начальство, но здесь-то – за свои деньги, бескорыстно».
Они действительно опоздали, а потом опоздали ещё. Раевский долго фотографировал жену на фоне листвы, а затем – в кленовом венке. Снимки выходили неудачные, а в кадр всё время лезли дачники.
Но как ни опаздывай на чужой день рождения, всё равно придёшь слишком рано. Когда они, пробравшись через узкую калитку, поднялись на веранду, обнаружилось, что все смотрят на огромном экране бесконечную вереницу старых фотографий.