СНТ

Паевский отдыхал душой на этих разговорах – слова в них были родом оттуда, где не было ни откатов, ни рейдеров, разговоры были из той его позапрошлой жизни, когда он был нищим студентом.

– Раньше и женщину считали лишённой разума, а то и души. – Сосед-математик наполнял лейку, и чувствовалось, что ему эта мысль не сторонняя. Жена его давно бросила, а новой завести он не смог.

В городе у Паевского таких разговоров не было.

По сути, он купил себе не дачу, а собеседников.

* * *

На следующий день после прихода ментов у подъезда его многоэтажки ему навстречу бросился незнакомец, но тут же остановился. Паевский в очередной раз подумал, как уязвим человек в большом городе. Он как-то сразу угадал, что это к нему, но чувства опасности отчего-то не было.

Он всё же вылез из машины и, всмотревшись, понял, что человек, переминающийся рядом с дверью, – здоровенный детина – сам с ужасом разглядывает унылый двор, залитый весенней грязью.

Пришелец был явно иностранного происхождения.

Паевский поманил пальцем, и детина побежал рысью к нему.

Гуго и был пострадавшим, то есть – потерпевшим, о котором говорили менты. Его нужно было расспросить, чтобы окончательно удостовериться в безопасности.

История чужой любви проигрывалась за кухонным столом Паевского вновь, разворачивалась, как рулон бессмысленно пёстрых обоев. Гуго влюбился, и влюбился по переписке. Год – вот немецкое терпение – он переписывался с русской девушкой и аккуратно переводил ей деньги – на праздники, на просто подарки, наконец, на билет.

И тут же она пропала.

У Паевского даже скулы свело от банальности этой любви.

Необычным было только то, что немец сам приехал в Россию искать суженую. При этом он отказался подавать заявление в полицию и пострадавшим себя не считал.

Пострадавшей немец считал девушку с глупым, явно придуманным именем жертвой. Он предполагал, что она похищена, и искал её следы. Но след в России, в дикой стране снега и белых медведей, стынет быстро. Не для немца была эта задача.

Когда Паевский поставил на стол бутылку, немец сообщил, что тут все хотят его напоить, а это совершенно не нужно. Он не чувствует себя несчастным.

Он просто в тревоге.

Русские полицейские назвали ему несколько фамилий, и немец, перебрав их, очутился во дворе среди весенних луж.

Паевский смотрел на тевтонского Ромео и наконец понял, что его удивляет. Немец не был похож на обычных искателей счастья. Он был красив и романтичен. С ним пошла бы любая, и вовсе не ради денег. Ему нужна была не покорная русская жена, а спасение любви. Вполне бескорыстное, кстати. Немец признал, что его шансы невелики, но если она с другим, то ему будет достаточно, что она в безопасности.

Паевский слушал и понимал, что ничего нового не узнает. Схема обычная: нанималась девушка, что за невысокую плату вела беседы с иностранцами, просила денег, обналичивала, а потом исчезала.

Теперь было понятно, почему искали его бывшего сотрудника – он, видно, и организовал процесс. И вместо того чтобы следить за исправностью, гонял мощный компьютер. Гонял только для того, чтобы координировать работу одной или двух девочек.

На следующий день он посмотрел отчёты о загрузке машины – чёрта с два! – парень что-то всё же делал, день за днём выедая всю мощность. Паевский подумал о том, что нужно проверить большую машину на мозговых подселенцев, сделал соответствующее указание (ничего подозрительного не обнаружили), но что-то продолжало его тревожить.

«Настоящий злодей-программист должен быть задротом, – думал Паевский. – Малолетним задротом, как раз таким, как этот, – прыщавым и бестолковым. Так всегда бывает – программист питается ирисками и кока-колой, а потом становится властелином мира. А позже, когда международный спецназ будет штурмовать его крепость среди тайги, погибнет, облитый жидким азотом. Так всегда бывает в фильмах». Он навёл справки, используя прежние связи, всё стало яснее, но по-прежнему Паевский не понимал, зачем к нему на работу устроился этот паренёк.

Юноша выходил в Сеть, шифровался, а потом выводил деньги. Фонд тут был ни при чём, не он использовался для расчётов.

В фильмах для этого обычно существует брутальный подельник, русский бандит в татуировках, где кириллица изобилует грамматическими ошибками.

Тут никого не было, и, судя по всему, парень действовал один. Но кто-то же наехал на отчаянного подростка, и теперь он бегает по свету или уже разлагается в подмосковной земле или воде. Паевский поговорил с теми, кто его помнил, и удивился ещё больше – в программировании этот парень оказался профаном. Он был бестолков, такой не напишет ни полстроки кода.

Паевский собрал военный совет, но так ничего и не выяснил.

Следов не осталось, да и стынут они быстро. Единственное, в чём заочно уволенный юноша явно был силён, так это в графических редакторах, субстанции никому не опасной.

* * *

Вернувшись домой, Паевский вдруг остановился на пороге. Странная мысль пришла к нему в голову – он вспомнил рассказ немца и включил компьютер.

Он устроился поудобнее и погрузился в Сеть.