Сны чужие

"Этот, пожалуй, мог. Воин-издар?… Странное, однако же, сочетание. Непонятное. Не бывает таких."

- Любопытно мне… - произнесла она и замолчала, продолжая коситься на спутника. Тот не стал поворачиваться к ней лицом, просто спросил:

- Что же тебе любопытно, девочка?

- Ты их всех успокоил? - спросила Вирэль. Она уже не скрываясь смотрела на покрытую капюшоном голову, откровенно буравила ее взглядом и была уверена, что тот всё чувствует. Чувствует и не поворачивается. Нарочно. Будто прячет от нее свое лицо.

Видела она, впрочем, это лицо. Когда очнулась у дышащего неровным жаром костра в глубине леса, его лицо было первым, что она увидела. Обычное лицо, ничем особо не примечательное - суховатое, худое, но вовсе не изможденное, не слишком старое, не слишком некрасивое, не слишком угрюмое, не слишком… Много чего в нем было, но всего "не слишком", в меру вроде как. Только вот глаз разглядеть не успела - отвел взгляд Карзаф-издар, отвернулся. И больше уже не позволял разглядывать себя близко и пристально.

- Нет, - ответил он, - не всех.

"Раз живым ушел, да еще и меня с собой сумел прихватить, значит…"

- Арвен жив? - спросила она и получила неожиданный, странный ответ:

- Жив. Даже не ранен… если не считать свежего рубца на щеке. Любопытно, кто это его так разукрасил?

- Так что же ты, договорился с ним? - вопрос Вирэль пропустила мимо ушей.

- Договорился. Ушел твой Арвен, девочка. Двоих у того мостика оставил, потом ушел.

"Издар? Да он такой же издар, как я сама! Нацепил на себя чужого барахла, ровно на чучело! Да и воин он, пожалуй… "Двоих у мостика оставил, потом ушел"!… Ну, уж коли взялся хвастать, так поучился бы врать поумнее! Чтобы Весельчак ушел, бросив добычу и потеряв двоих парней?!…"

- Что же ты их молнией не дожарил, "даровитый"? Дара не хватило? - сарказм в ее голосе и дурак бы почувствовал, а этот ровно и не заметил. Пояснил спокойно:

- Тебя задеть боялся, вот и не дожарил.

"Нет, не мог он с Весельчаком договориться. Не таков Арвен, чтобы с целой ватагой против одного в переговоры пускаться, меня невесть кому отдавать, да еще после того, как я ему его смазливую рожу поперек располосовала… Что же получается - не врет издар?… Тогда обратно ерунда выходит… Ой, да в яму его, издара этого чудного, вместе с его придумками… Что же мне плохо-то так, а?…"

- Врешь ты, - бросила она вяло, чувствуя как накатывает, заполняет тело слабостью дурнота. - Не мечом ты велик махать, а языком по губам стучать. Какой ты, ронтова кровь, воин… Воин-издар… Не воин, и не издар… Так, звук один… блик… Верно, мерещишься мне…

Вот тут-то он наконец обернулся. И успел подхватить ее, уже вываливающуюся из седла, на руки…

* * *

Так иногда бывает - проснулась, открыла глаза, и вдруг начинает казаться, будто подобное пробуждение у тебя уже было. В смысле - такие же ощущения испытывала совсем недавно, то же самое видела, слова те же говорила, причем говорила дословно, с точностью до интонации при произношении. А именно:

- Р-ронтова кровь, как же все болит… А тебя-то откуда Хэд принес?

Последнее, между прочим, уже не разламывающейся на части голове, не ноющему во всех суставах телу, а быстро отводящему взгляд незнакомому худощавому барску… Впрочем, скорее уж "смутно знакомому", в чем окончательно убеждает ответ худощавого:

- Мне бы кто сказал откуда тебя он принес на мою шею, девочка.

И начинаешь гадать - то ли и впрямь было, то ли просто "кажется" спросонья, то ли сон какой видела…

* * *

- Что со мной случилось, а, Карзаф? Помнится, ехали мы куда-то, ехали… а потом…

- Поплохело тебе потом. Моя вина - поторопился я тебя в седло сажать.

Вирэль села, кутаясь в одеяло, подождала пока втянется в виски пульсирующая боль, огляделась недоуменно. Она находилась в маленькой тесной комнатушке, стены которой были выложены из плохо отесанных толстых, в полобхвата, бревен. Низкий дощатый потолок местами покрывали темные сырые пятна, а над дышащей жаром в углу небольшой железной печью виднелись еще и живописные разводы копоти. В груди кольнуло, сердце забилось чаще, всплыли воспоминания, горькие и теплые одновременно. Она закрыла глаза и обступили со всех сторон призраки прошлого: тесная разбойничья землянка, ставшая для нее первым настоящим домом, потерянная навеки названная сестра, друзья-ватажники, вольная и лихая жизнь… А потом все это разом заслонил облик Арвена и обжигающим, сдирающим кожу хлыстом ударил его голос: "Ты больше не принадлежишь нам, Дикая, а им никогда не принадлежала и принадлежать не будешь…"