Сны Единорогов (СИ)

Леко, червонной борзой собаки с обвислыми лохматыми ушами, нигде не было видно.

Валет, ощутивший укол нехорошей чугунной тревоги, но слишком страшащийся выдать свое присутствие, тихим шепотом позвал новообретенного друга, не решаясь поднимать голоса выше ватно-бумажного шелеста. Сердце при этом наотрез отказывалось верить, будто с Леко, что был здесь всем и всегда, могло что-то случиться; Валет вообще не знал, мог ли повторно погибнуть тот, кто уже однажды пересек грань между жизнью и смертью. Тем не менее усиленная волна тревоги ударила его, обволокла, подтолкнула нетерпеливым шипением в спину, заставляя покинуть отрог двери и ступить на уводящий вниз ступенчатый каскад…

Дом, странно притихший и посветлевший, по-прежнему хранил молчание.

Никем не тронутый и не замеченный, продолжающий ступать как можно тише, Валет миновал пару ступеньковых извивов, заблудившись между счетом и жгутами чуть притупившихся чувств. Здесь, под сумраком опять резко погасших ламп, его ждал новый неприятный сюрприз: монструозная четырехъярусная лестница, по которой они с Леко поднимались, раздробилась.

Ступени, должные повторять преодоленный ранее путь, уперлись вовсе не в нужную площадку, а в невесть откуда взявшуюся тупиковую каморку, огражденную с двух сторон кривыми толстыми застенками: за спиной оставался покинутый этаж с выбеленной комнатой-могилой и еще лестница на самый верх, где Валет никогда не бывал. Справа и впереди высились мрачные глыбы выросшей преграды, и лишь одна-единственная дорога оставалась доступной теперь — тесный мурующий коридорчик, ведущий налево. Там, в самом его конце, вязким белесым пятнышком маячил тусклый свет, облачившийся в одежды последней из покинувших надежд; Валет, покрепче прижав к груди картонный запеленатый гробик, сдавшись и проиграв, действительно отправился туда.

Бредя, сутулясь, под грузными взглядами уродливых картин, развешанных на стенах и потолке, он верил, что вот-вот кто-нибудь выберется навстречу, явится из темноты, напрыгнет сзади, сойдет с полотна, протягивая жилистые крючья пересушенных лап… Но шаг за шагом всё так же проваливались в лишенную звуков пропасть, а ничего не происходило. Коридор, окутанный флером черного одеяла, спал.

Белое пятно, заманивающее удочкой подводного удильщика, долго не приближалось, долго колебалось в одной и той же плоскостной точке, вселяя страх набрести в итоге на мираж, хитрую иллюзию, заводящую в жерло смеющейся трубчатой паутины.

Мальчик с нависшим над спиной призраком уходящего времени продолжал ступать дальше, ускоряя и ускоряя шаг, пока ноги не перешли на неровный запинающийся бег. Но вот, когда паника почти полностью подчинила его себе, свет, трепыхнувшись, внезапно приблизился, брызнул в глаза, охватил худую обессиленную фигурку, погружая в изощренную белоснежную мглу.

Валет, беззащитный и незрячий, выпростал вперед свободную руку, торопливо сбавив ход; шаги потонули в чем-то мягком, густом, рясково-рунном, но льющийся в лицо свет был столь ярким, что терзал даже сквозь плотно зажмуренные веки, не давая разобрать ничего. Испуг вновь завладел всем забившимся мальчишеским существом; сердце, истончающееся с каждым отстукнувшим мгновением, заколотилось подбитой птахой…

Следующий же шаг едва не стал для Валета последним.

Лишь чудом успел он ухватиться пальцами за вынырнувшую из пустоты опору, лишь чудом не рухнул в поджидающий скат оборвавшегося коридора, переломав на ступенях кости да разбившись о твердый гранитный пол. Коробка от толчка пошатнулась, выскользнула из руки и с отраженными от стен ударами покатилась, подпрыгивая, вниз.

Валет, в ледяном ужасе вскричавший, позабывший о рычащем тигрином свете, распахнул глаза, бросившись следом за коробкой прежде, чем хоть что-нибудь заметить и понять.

Ступенька за ступенькой сбегал он по лестнице, ведущей в темень первого этажа, ступенька за ступенькой нагонял подскакивающую в воздухе коробку, обещавшую вот-вот угодить в провал между столбцами перил.

Свет, отпрянувший вместе с отвернувшимся детским страхом, рассеялся, поднявшись, под высоким потолком, окутанным млечно-простынной дымкой.

За спиной, чем дальше мальчик забегал, тем истошнее доносились пробуждающиеся скрежещущие звуки, что-то колотилось, царапалось, бухало одной деревянной колодкой о другую. Плакало и трещало мириадами крошечных дыр, точно от растерзанной в клочья хлопчатой тряпицы.

В какой-то момент лестница, глухо охнув, подчинившись кому-то еще, прогнулась под чужой надавившей поступью, но Валет не заметил и этого.

На самом краю перехватил он влажными от волнения пальцами драгоценную коробку, на самом краю притянул ту обратно к себе, крепко-крепко зажимая возле груди. На самом краю дозволил взмыленному телу мимолетную передышку…

Прежде чем осознал, что был здесь не один.