Сны Эйлиса (СИ)

Илэни несколько секунд стояла неподвижно, прижав ладони к ране, но так и упала на каменный пол, давясь кровью. Нармо криво ухмыльнулся, склонился над ней и срезал дымчатый топаз, который всегда украшал ее высокий лоб. Он сломал эту заносчивую куклу, разбил фарфоровую оболочку, и не испытывал ни мук совести, ни сострадания.

Илэни уставилась на него расширенными безумными глазами, в которых отразилось удивление. А разве чего-то иного она ожидала? Она сама затаилась, выжидая удобное время, чтобы сокрушить яшмового льора, однако он перехитрил всех.

Какой ценой? Убил ли ее он или это совершил Геолирт-старший, или тот алмазный старец? Или алчный Аруга, или еще сотни льоров? Отныне даже собственное имя воспринималась отдаленно и отчужденно. И все же это сделал он. Нармо сжимал в руке проклятый талисман, отмечая, насколько спокойнее сделалось внутри, словно все самоцветы содрогнулись и замерли, подчиненные единой воле. Осталось собрать еще несколько по гробницам.

В лаборатории витал душный сумрак, а на полу, извиваясь разрубленной змеей мучительно умирала Илэни. И ей еще хватило сил безнадежно прошептать:

— Ты предал меня… ты тоже предал… Почему меня все предают?!

Она плакала, серебряные слезы катились по белым щекам, словно перед смертью ее покинуло проклятье дымчатых топазов, исчезли клыки вампира… Но все это не имело уже никакого значения.

Нармо пренебрежительно отвернулся от Илэни, словно от пустого места. Для него все уцелевшие льоры отныне сделались букашками. Он созерцал битвы почти божеств, великанов, способных двигать материки. А ведь когда-то в Эйлисе их было три, от одного остались только острова и развалины замка жемчужных льров. Сколько погибло тогда ячеда, не поддавалось исчислению. А на Земле от воли «великих» меньше ли? Вот и представился шанс в ближайшем будущем проверить.

«Магия Земли уже мне не страшна. Я подчинил силу всех камней, с ними я проживу еще пару тысяч лет, как минимум. Я окружен их магией, как броней. Илэни мне больше не нужна».

Нармо самоуверенно покинул башню, паря над мертвой равниной на черном облаке пыли, создавая вокруг себя призрачных драконов.

«Ну, вот он я! Вот! Глядите на меня! Вот вам типичный темный властелин. Абсурд, игра, комедия, безумие! Я стал кошмаром Эйлиса, мама…»

========== 22. Песня мира ==========

Когда люди умирают, от них остается не тело, а память. Разговоры родных, чьи-то теплые чувства, чьи-то невысказанные слова. От кого-то остаются картины, от кого-то песни. Застывают повторяющимися моментами фотографии и кинопленки. Настоящая смерть наступает только в полном забвении.

И именно оно ждало каменный мир, опустошенный Эйлис. В мутную реку безымянных правителей канули многие эпохи, о некоторых льорах память стерли намеренно. А о последних обитателях гибнущего мира некому оказалось бы донести любые записи и слова.

«София… может, ты вернулась, чтобы помнить нас, когда мы покроемся камнем?» — думал Раджед, рассматривая мирно спящую избранницу.

Волосы ее разметались по подушке, веки и ресницы слегка подрагивали. Раджед же рассматривал свою левую руку. Это все-таки случилось!

Совершился его самый страшный кошмар: повыше предплечья не отдирались от кожи две каменные чешуйки. Боли под ними не ощущалось, лишь проходил легкий холодок.

«Чудеса… — обреченно думал чародей. — Где же эти чудеса, о которых мы грезим? София! Ты говоришь, что этому миру не хватает любви и поэтому он закован в проклятые саркофаги, но вот он я! Я люблю тебя! Как же я тебя люблю, родная! И… все равно обречен, как и весь Эйлис. Как и все мы, наследники великих королей, оказавшихся жестокими тиранами. Это наказание за ошибки предков. Эйлис не спит, он умирает. Останется каменной планетой в системе Сураджа. Уже есть ледяной Барф и сапфировый Ниилам, а Эйлис застынет уродливой пустой породой. София! Зачем же ты вернулась?»

Раджед безысходно погладил по волосам Софию, обнимая ее, словно стремясь согреть. Хотя его самого тряс озноб. Она не проснулась, лишь улыбнулась и прижалась к нему в ответ. Чародей же вслушивался в дыхание возлюбленной, исступленно рассматривая темноту спальни. Он пробудился среди ночи, когда разум пронзил едва различимый щелчок — каменные чешуйки поползли по руке. Сначала они напоминали две серые родинки, но потом выпростались из-под кожи и образовали нежеланную броню. Пока что всего две крошечные точки. Но никто не давал гарантий, как скоро чума окаменения одолеет все тело. Он умирал… И не успевал спасти родной мир. Они узнали правду о прошлом, но никто не записывал верных решений на будущее.

«София… Возвращайся на Землю, сохрани о нас всех хотя бы воспоминания, хотя бы рисунки. Пусть в твоем мире считают это выдумкой, но кто-то узнает о рухнувшей „волшебной стране“. А мы ведь так надеялись на чудо!» — протестовало все существо льора. Он прикладывал к чешуйкам фамильный талисман, вспоминал все заклинания и заговоры. Однако ничего не действовало, и болезненно маячил образ мученика-Огиры, который вот уже семь лет стоял неподвижной статуей, сохранявшей сознание.