Сны Эйлиса (СИ)

— Вам лучше пойти с нами в малахитовую башню, — продолжал Сарнибу.

Аруга недовольно охнул:

— Да куда мне! Если я выйду из башни, то развалюсь. Пожалейте старика. Я пока и сам в состоянии о себе позаботиться.

Его башня непостижимым образом постепенно избавлялась от каменной корки, вновь проступали ковры, тяжелые деревянные столы и скамьи, декоративное оружие на стенах и прочие памятные для старого правителя вещицы. Магия заточения тоже исчезала, превращая твердыню из тюрьмы в жилище.

— Илэни… еще раз прости меня за все, что я с тобой сделал, — на прощание проговорил Аруга. — Сарнибу! Я надеюсь на тебя, теперь моя девочка в надежных руках. Она заслужила новую жизнь. Если дымчатые топазы отпустили «вестника», может, дни Эйлиса еще не сочтены.

— Позволь мне навещать тебя! Часто-часто! — с надеждой проговорила Илэни.

— Как получится. Небось, снова забудешь старика… — со слабым смехом проводил их Аруга, с печальной надеждой глядя вслед.

Казалось, словно что-то непостижимо менялось, происходили невозможные события, сменявшие сонное исчезновение. Если бы только не угроза нападения Нармо…

Однако в малахитовой башне казалось, что никаких бедствий и не обрушивалось на Эйлис. Ее обитатели ни минуты не сидели на месте, небольшое количество ячеда сновало по каким-то загадочным делам. Илэни случайно подслушала воодушевляющий разговор.

— Если бы нас побольше было…

— Да… Льор Сарнибу, благодетель наш, говорил, что превратил бы башню в настоящий город.

— А что такое город? — спрашивал какой-то несмышленый мальчишка.

— Большая деревня.

Однако стоило бывшим подданным Инаи завидеть топазовую чародейку, как ее сторонились. Если бы не Сарнибу, они бы, наверное, вели себя менее сдержанно, выказали бы открыто свою ненависть. Илэни знала, что навечно отмечена клеймом злодейства, и все же этот невеселый факт не велел немедленно умереть. Напротив — жить. Впрочем, растревоженное сердце чародейки искало спокойствия в уединении. Вскоре она нашла тихий уголок в обширной библиотеке малахитового льора. Ее окружили невероятные собрания сочинений прозаиков и поэтов, научные труды, древние свитки. Обнаружилась даже глиняная табличка, вокруг которой ранее оборачивались защитные заклинания. Кто-то чрезмерно старался, чтобы никто не прочитал некую тайну. Последний слой защиты ограничивался надорванным пожелтевшим конвертом с яростной красной подписью: «Творение древних лет, восемь тысяч лет назад, эпоха первых льоров. Автор смутьян и лиходей. Благовоспитанным наследникам не велено читать…». Далее надпись обрывалась, кто-то все же прочитал. «Запрещенная» книга заинтересовала чародейку. Илэни рассматривала не вполне понятные символы, силясь сопоставить их с известными знаками письма.

«Льоры и ячед едины, для магии не нужны талисманы», — гласила первая фраза в примерном переводе на современный язык. Илэни склонила набок голову, благосклонно улыбнулась. Только утром она убедилась в верности слов этого сгинувшего в веках «смутьяна и лиходея», единственного, кто осмелился запечатлеть правду. Ныне же Сарнибу, наверное, осуществил мечту опального просветителя: в его башне не делалось различия между льорами и ячедом. Этажом выше в библиотеке доносился размеренный голос Олугда, он, кажется, учил кого-то читать.

«Да, едины, ты все верно понял, Олугд», — одобрительно кивнула Илэни, представляя, если бы весь Эйлис уподобился в своих порядках малахитовой башне. Если бы только устранить каменную чуму всюду, везде, как это удалось с Аругой. Воспоминания о нем будили тревогу за ближайшего родственника, впрочем, Илэни надеясь навещать его как можно чаще. Вновь сделалось больно и тяжко на сердце.

С этими мыслями она протянула руку к случайной заинтересовавшей книге, чтобы немного отвлечься. И тогда-то выскользнул лист бумаги, притаившийся между страниц. Чародейка подняла его, обнаруживая собственный портрет, краски потускнели, края обуглились. Она долго рассматривала безмятежное гладкое лицо, черты его точно соответствовали действительности, однако взгляд казался незнакомым, чужим. Художник явно идеализировал ее образ, отчего рука дрогнула. Не стоило даже сомневаться, кто автор простенькой акварели. И непостижимым образом он вновь оказался у нее за спиной, Илэни ощущала приближение Сарнибу буквально спиной: от него исходило тепло, на уровне линий мира.

— Я здесь такая молодая, — прошептала она, убирая рисунок вновь в книгу.

— Ты не изменилась, — с нежностью проговорил чародей.

— Изменилась. Все изменилось, — покачала головой Илэни. — Сарнибу… что же ты за человек? Я тебя пытала, а ты меня спас. Вот за это тебя вечно и ненавидели. Не могли понять такого милосердия. — Она утерла выступившие слезы. — Да что же это опять… Столько лет ни слезинки. А теперь на пустом месте.

Она долго задумчиво молчала, отрешенно перебирая страницы тома, вновь вытаскивая портрет. Илэни дивилась, как Сарнибу обнаружил в ней добро, которое она всегда в себе отрицала.

— Я ведь только тебя по-настоящему и любила, — призналась она, подняв глаза.