Сны Эйлиса (СИ)

Сарнибу на мгновение остолбенел. Он ведь почти завершил заклинания, которые бы «помирили» защиту двух мощнейших башен. Но враг нанес удар раньше.

— Опоздали!..

========== 23. Мир живых камней ==========

Янтарная башня застыла печалью, как будто оба ее обитателя хранили страшную тайну. Занималась заря, а двое лежали в темноте комнаты, два силуэта, два человека, замершие без сна, оглушенные тишиной. Они прижались друг к другу с невероятной тоской, словно яркие блики рассвета резали единое целое, словно разделяли навечно. И молчанье двоих говорило громче, чем все слова. Всюду лишь безмолвие налепилось на стены светом сквозь паутину времен, сквозь недомолвки и дурные мысли. Теперь же не существовало никого во всем свете, кроме двух пульсирующих огней в бушующем море мрака.

Их соединила, спаяла скорбь, великий плач за мир. И неужели Эйлис ждал ради спасенья жертву? Раджед не ведал, лишь согревал своим теплом Софию, она же прильнула к нему с безмятежностью обреченного. Или с великой беззаветной надеждой? Во что же верить в этой темноте рассветной?

Сонм предчувствий истязал и истончал все душевные струны. Только бы не жертва, не ее, не с ней… Что если мир того просил? Что если Эйлис звал Софию ради жертвы? Раджед бы не позволил, лучше бы все окаменело. Но это не простила бы София.

И как же тяжело терять друг друга во имя всех!

— Спи… Спи, душа моя, — вздыхал Раджед, гладя по волосам возлюбленную. — Отдохни, ты так устала.

— Не спится, ведь мы оба думаем об одном, об Эйлисе? Ответ так близко, — тихо отзывалась София, измученно пряча голову на груди у Раджеда. Если бы он сумел заслонить ее ото всех печалей, если бы построил хрустальный купол от всех бед и напастей!

— Знания древних королей… Мы так и не нашли подтверждения твоей гипотезы, — вырвалось невольно у чародея. Слишком сухо, слишком отрывисто для этой полуночной глуши. «Гипотеза» — как глупо и неуместно…

Он слышал отголоски песни мира, они залечили смертельную рану Илэни. Но что это значило в масштабах планеты? София едва не погибла, вызвавшись передатчиком. Она скрывала, пыталась утаить, что после действия жемчуга у нее носом идет кровь и кружится голова. Лишь смертельную бледность не скрыли бы никакие румяна.

— Нашли, — твердо отозвалась упрямая избранница. — В библиотеке Сарнибу осталась книга жемчужных льоров. Последняя! Они пытались вернуть магию своим подданным, раздать всем чуть-чуть поровну. Но за это их и уничтожили, стерли целый материк, который затонул в Жемчужном море, как наша Атлантида. Сарнибу достал мне книгу, из которой я семь лет назад случайно сделала заметки. Мы тогда совсем другое искали, — она запнулась, — но сама судьба потребовала, чтобы мы нашли это.

Тени рассвета путались в складках штор, казалось, солнце покрыто черными пятнами. Эйлис отнимал Софию, Раджед прижимал ее к себе. Нет-нет, любовь — не жертва, не боль, не вечное страдание. Но и не присвоение… ее выбор, ее непоколебимость отзывались в сердце ревом мечущегося зверя. Она твердила о книгах и благе для всех, но забывала о себе.

— И что же все это значит? — спрашивал Раджед недовольно.

— Кажется, уже ничего… — вздыхала София. — В книгах нет ни единой записи о каменной чуме, никто не предрекал ее появления.

Тайна происхождения льоров и правда не подсказала верного решения, как расколдовать Эйлис, лишь усугубила сомнения в собственных силах. Песня, линии мира — мало знаний для того, что они замыслили. Возможно, разгадка великой мистификации истории обнаружилась лишь затем, чтобы посмеяться над мнимым величием королей. Напоследок, перед окончательным окаменением. Эйлис ныне воспринимался как живое существо с разумом и волей, и оно злопамятно мстило мелким букашкам, заселившим его огромное тело. Словно человек, который наращивает броню по мере причиняемой боли.

— Ничего… В книгах ничего, — эхом повторил Раджед. — Я искал ответы многие годы.

— Одной слепой верой самоцветы не вернуть в недра… — вскинулась София, словно пронзенная стрелой лань, но через мгновение застыла среди перепутанных простыней и одеял, закрыв лицо руками. — У нас так мало времени!

Раджед оцепенел, но вскоре схватил Софию за плечи и с излишней напористостью встряхнул несколько раз:

— «У нас»? «Времени»?

Но София только взирала на него невыразимо печальными широко раскрытыми глазами, а потом попыталась улыбнуться, отчего стало еще более жутко. Раджед едва справлялся с волнами озноба, которые выкачивали последние силы. Он аккуратно опустил Софию на подушки, словно она рассыпалась бы от любого неосторожного движения.

— И все-таки, ты что-то скрываешь, — продолжил спокойно он. — Почему ты пришла? Так внезапно… Ведь семь лет прошло. И вот ты пришла. Почему так стремительно?

— Так сердце подсказало.

— Нет, ты не умеешь лгать, я слышу…

София безмолвствовала, приникая к его губам своими, горячими и сухими, как при болезни. И долгий поцелуй еще больше выдавал ее ложь. За что же так? За что? София будто бы прощалась, стремясь запечатлеть в памяти последние минуты счастья и теплоты.