— Эйлису нужны не войны и жертвы, ему нужна любовь. Я связала себя с Эйлисом, когда полюбила этот мир, полюбила тебя, Раджед. И я умираю, потому что умирает Эйлис, — отчетливым приказом действовать огласил библиотеку тихий голос. Вновь ее безумные теории, которые в последнее время все чаще находили подтверждение.
— Тогда я обязан спасти его. И тебя. Есть одно очень сильное колдовство.
«Но ему нужна жертва? Нет, я не пойду на это. Только не ценой твоей жизни», — молча проговорила София, лишь испуганно воззрившись на Раджеда. В широко открытых озерах ее глаз льор отчетливо рассмотрел свое отражение, так же безмолвно, но непреклонно отвечая:
«Я умру за тебя!»
— Умереть просто. Лучше живи ради меня. За меня… — словно прочитав его мысли, проговорила София.
Он заключил ее в долгие объятия, как при расставании, как перед тяжелой битвой. Сокровище оказывалось еще более хрупким, ускользающим, руки его снова дрожали. Она гладила его волосы, зарывалась лицом в камзол на плече и с закрытыми глазами шептала:
— Пожалуйста, постарайся не думать об этом… Я так хочу провести это время с тобой, только с тобой. Слышать, как бьется твое сердце. Ощущать тебя, словно пульс этого мира.
«Как больно… Слезы жгут глаза. Но нет, по живым не плачут! Она не умрет! Клянусь! Говорю! Кричу! Она не умрет!» — выло его сердце. Казалось, и камень должен разрыдаться от этого горя. Да, так и есть: мир немо плачущих живых камней.
— Эйлис не умрет, — решительно проговорил чародей. Он больше не проклинал свою родину, больше не испытывал ненависти; он разделял всеобщую молчаливую скорбь. Но разве от этого легче?
С того дня Раджед принялся искать средство, чтобы исцелить Софию, вернуть ее на Землю, разорвать связь с Эйлисом, самоцветом или линиями мира. Не удавалось доподлинно установить, что все-таки случилось, как она связала себя с чуждым ей миром. Только из-за сострадания к нему протянулась ли нить?
Раджед не ведал, и каждый миг его все больше окутывал страх, не за себя, а за Софию и остальных льоров, ведь чтобы отразить сокрушительный удар Нармо, не хватило бы мощи даже с силой малахитовой башни. От мрачных мыслей чародей не замечал, как на его руке разрастаются каменные чешуйки, ползут в обе стороны от предплечья, почти незаметно, как узор от мелкой сетки. Зато София проницательно отмечала малейшие изменения. И пока ее избранник трудился над созданием щита, она судорожно искала способы отвести от него каменную чуму.
— Поспи, что же ты делаешь! — уже со строгой настойчивостью приказывал ей Раджед, когда заставал ее посреди ночи неизменно в стенах библиотеки.
— Все хорошо, все в порядке. Я почти нашла, почти добралась до ответа… — твердила неуклонно София, но все отчетливее проступала ее бледность.
Казалось, ее похищают лучи далекой луны, обращают в призрака. Они оба измучились от безответности книг. Чудеса не происходили сразу и со всеми, после исцеления Илэни не вернулась песня мира, чтобы окутать и утешить весь Эйлис. София угасала от боли мира, Раджед каменел. Тщетно, все тщетно — они не ведали, как спасти друг друга. От того временами откладывали книги и, сиротливо прижавшись друг к другу, с глубочайшей грустью радовались короткому времени, отведенному для их зыбкого счастья.
— Отдохни.
— Спать не хочется, совсем, — отвечала отрывисто София, кутаясь в ажурную белую шаль, которая напоминала хрупкие крылья лебедя или тонкую вязь паутинки, украшенной утренней росой. От этого чудилось, словно возлюбленная еще более эфемерна.
Раджед подхватил ее на руки и перенес на софу, сел рядом, обнимая озябшую избранницу. Сумел бы он хоть кого-то теперь согреть? Камень с живым пылающим сердцем, словно Огира, которого он своей рукой обрек на вечные страдания. Все возвращалось возмездием, равной ценой.
— Расскажи мне что-нибудь… Об Эйлисе, — проговорила София, словно прося убаюкать себя. После страшного признания ее покинул спокойный сон, словно до того она сама не до конца верила, а когда облекла в слова, то не выдержала страшной доли.
— Хорошо, — не возражал Раджед, указывая за перекрестье рамы. — Видишь нашу луну? Светит таким же ясным белым сиянием, как ваша.
— Она похожа на жемчужину.
— Давным-давно, существовала у ячеда легенда о луне и солнце Эйлиса, — начал отвлеченно Раджед, хотя не привык рассказывать сказки на ночь. — Словно жили когда-то в незапамятные времена воин Сурадж и красавица Мотии. Мотии всегда ассоциировалась с жемчугом. Сурадж с янтарем… — Раджед запнулся, поразившись случайно открывшейся аналогии. — Они любили друг друга, но им пришлось навечно расстаться, чтобы мир продолжил существовать. С тех пор Мотии управляет приливами и отливами, а Сурадж дарит тепло, что поддерживает жизнь. Но они никогда не встречаются, лишь смотрят друг на друга издалека. Мотии хранит ночами свет Сураджа, чтобы оберегать людей даже в то время, пока ее избранник по другую сторону мира.
— Какая же беда обрушилась на Эйлис, если им пришлось расстаться?