Сны Эйлиса (СИ)

День прошел незаметно, словно в туманном дыму. Раджед работал над заклинаниями башни, чтобы соединить магию малахитов, цаворитов и янтаря. София вызывалась несколько раз помочь, вновь стать передатчиком, однако чародей решительно запрещал ей. Он ссылался на то, что и сам справится, ведь речь шла об изведанной магии. Льорам уже доводилось сражаться вместе, значит, объединить щиты башен тоже не составило бы труда. Только на деле все оказалось не так просто, потому что магия твердынь за многие века запомнила священное правило узурпаторов: «сосед твой — враг твой». И переубедить ворох хитроумных сплетений оказалось сложнейшей задачей.

Раджед многие часы без отдыха перебирал то защитные линии, то внезапно призывал жестом из библиотеки нужную книгу. С каждой неудачей льором овладевал все больший азарт, он замечал недюжинные усилия и со стороны Сарнибу, не желая хоть в чем-то уступить малахитовому чародею.

София все это время старательно делала вид, словно не вникает, однако неизбежно оказывалась где-то рядом: то подносила вазу с яблоками утомленному чародею, чтобы кислый сок зелено-красных плодов утолил его жажду, то будто бы случайно искала книги на том же стеллаже, что и Раджед.

Но к концу дня работа едва ли сдвинулась с мертвой точки. А где-то по равнинам Эйлиса в облаке черной пыли носился Нармо. Рассказывали, будто он меняет очертания гор и поворачивает вспять русла пересохших рек, обращает камни в ветер, а воду в металл. Лишь неподвластным ему оказалось чудо исцеления от каменной чумы, сила всех украденных самоцветов не пролилась на мертвую землю дождем освобождения от оков пустой серой породы. Он разрушал, без смысла, без цели, пробовал свою магию, испытывал мощь, готовясь к сокрушительному удару, чтобы прорваться на Землю. Все сходилось на янтарной башне.

«Уничтожить портал, как тогда. Отправить Софию на Землю, хоть добровольно, хоть обманом. Но магия портала теперь связана с нами обоими, я вижу эти нити. София открыла его со стороны своего мира, теперь я не полноправный властелин этих перемещений. Уничтожить можно только с двух сторон. Как же упросить ее принести меня в жертву, не себя, а меня? Ничего… ничего, я просто застыну каменной статуей… так бывает… бывает, — но от одной мысли по спине полз холод, а горло перехватывали неуместные судороги. — Сумеречный! Где или что тебя носит в такой момент?» — мучительно размышлял Раджед, выбиваясь из сил, томясь ожиданием атаки. Да еще София представала зыбкой горлицей в лютую бурю, ее словно истязало что-то изнутри. Этот ужасный камень — жемчуг. Или что-то иное… избранная Эйлисом для жертвы? А на что тогда Страж Вселенной? Вновь дружба с Эльфом окрашивалась в негативные тона его загадочного молчания.

День канул в бесполезные попытки соединить магию башен и вновь завершался в библиотеке. Стоило, наверное, окончательно переехать в нее, уже не привлекали ни шелковые обои, ни картины в золотых рамах. Нажитая за сотни лет роскошь тяготила злым роком. Льоры слишком любили богатства, слишком алкали безраздельной власти. Желание вещей уничтожило в них дух человека.

«Я бы сжег эту башню, отдал бы все самоцветы, все эти вещи, лишь бы прекратить все это!» — думал Раджед, делая вид, словно читает очередной фолиант. Однако он уже убедился: они на пороге чего-то нового, еще не коснувшегося страниц ни единой книги. За день он слишком устал, выдохся от неопределенной магической работы и измучился от недобрых предчувствий, почти беспричинных страхов. Чрезмерно много навалилось на него: судьба Земли, сотрудничество с малахитовой башней, невозможное исцеление Эйлиса, грядущая в любой миг атака Нармо, чьи силы превосходили мощь всех льоров, а главное — София, которая украдкой старательно улыбалась, но таяла оплавленной свечой.

Она сидела на черных бархатных коврах в нише подоконника. Большое окно открывало вид с высоты на пустошь. Облаченная в атласное платье со струящимся синим океаном складок, с убранными в две серебряные полусферы-сетки русыми волосами, сияющими, но отчего-то грустными глазами, она казалась невероятно прекрасной, роскошной женщиной.

Вот только в ее взгляде и манерах не осталось той детской наивности, тех черт любопытного и настороженного, хоть и отважного, котенка. Она смотрела совсем по-взрослому. Что такое взросление? Детство исчезает, когда понимаешь, что не умеешь чего-то не потому что еще мал, а лишь потому что еще не обучен этому. И на тебя уже налагаются определенные табу, они касаются и поведения, и одежды, и хода мыслей.

Она стала совсем взрослой, хотя казалось, что в шестнадцать лет бутончик-девушка уже почти полностью раскрылась, но теперь… Роза сияла, бутон исчез, только недавно, но уже почти бесследно. Она выглядела серьезной и уравновешенной, спокойной, вот только невероятно грустной.

Он любовался ею… Но что-то больно резало его сердце, ее тайна.

— Пожалуйста, расскажи! Так невозможно! — наконец выдохнул Раджед, вырывая случайную фразу из собственного потока тяжелых мыслей. Неопределенность — вот, что он ненавидел больше всего.