Сны хрустальных китов

Когда-то давно табак был другим. Фредрик таскал его в самодельном мешочке вместе с тонкими листами бумаги, но почти не употреблял сам, а делал самокрутки для других. Потом в моду вошли трубки, эти милые устройства для убийства времени. Правильно набить её уже целое искусство, чистой воды. Курительная трубка для мужчины, что причёска для женщины. Дымом заволакивает слова в комнате, превращая пустой разговор в светскую беседу. Можно задумчиво прикусить мундштук зубами, можно выдохнуть ровное колечко. Постукать трубкой о подлокотник, выбить и снова наполнить сушёной отравой. Десятки способов отвлечь других и отвлечься самому от главного, от ноющего, от надевшего. Сделать себя загадочнее и значительней. И вот, наконец, сигареты. Два медяка за пачку для бедных, шесть для тех, кто богаче. Лайтнед курит те, что за пять — он всегда ненавидел крайности.

Из дверей выскочил белый халат. Не один, в комплекте с узкими штанами и модными остроносыми туфлями. Фредрику не было никакой необходимости вынимать из внутреннего кармана своего серебряного советника. Он и так знал, это тот самый молодой человек, которому он позавчера послал звукограмму. Чуть ниже Лайтнеда, худощавый, но вовсе не похожий на типичного книжного червя, Алесис Шиель вполне мог сойти за сына какого-нибудь богатея. Мог бы сойти за приятеля того прежнего Фредрика Лайтнеда, от которого теперь остались одни ухоженные пальцы да привычка по десять раз на дню поправлять то галстук, то бант на волосах.

— Здравствуйте, — протягивая одну руку, а второй пытаясь второпях освободиться от халата, поздоровался Шиель. — Это вы хотели меня видеть?

— Да, я, — ответил на пожатие Фредрик.

— Пойдёмте, — боязливо оглядываясь, поторопил своего собеседника, Алесис. — Я знаю одно место, где мы можем спокойно продолжить разговор. Но сначала расскажите, как вы меня нашли.

— Это… — «долгая история» чуть не продолжил Лайтнед, потом понял, как двусмысленно прозвучит подобный оборот, и продолжил совсем иным образом: — Было не слишком трудно. Я, знаете ли, интересуюсь всякими странными диковинками. И недавно меня занесло в Икельт, что на берегу Северного моря. Милый городишко, даже не городишко, скорее поселение.

— Да, да, знаю, — нетерпеливо кивнул Шиель. — Наша команда как раз ведёт в том районе поиски.

— Милые люди. — Дым, многозначительность.

— Значит, всё-таки Майлес разболтал, — историк осуждающе вздохнул.

Лайтнед не стал давать опровержение. Раскрывать правду он не собирался, предпочитая шанс окружающим придумывать её самостоятельно. Возможно, этот Майлес, действительно, как любят выражаться нынче «без замка на рту живёт», но скорее всего Шиель его просто недолюбливает. Есть такой тип людей, видящий мир чередой застывших картинок. Для каждого эти люди составляют свой мысленный портрет, приписывая такие-то и такие-то черты характера и особенности поведения, не понимая, что человек — не плоское статичное изображение, и у него нет рамок.

— Мы не знаем, что это.

Кажется, Фредрик пропустил некоторую часть монолога, но особенно о том не пожалел. Он видел, насколько его собеседник взвинчен. Вроде бы Шиель даже собирался уволиться из института. Если так, то необходимо уговорить его не делать этого. Рано. Алесис ещё был нужен Лайтнеду в качестве действующего сотрудника.

Выходя каждое утро на балкон своего дома, Фредрик задавал один и тот же вопрос: «Куда я должен идти дальше?», — получая одинаковый ответ — «институт общественной истории». Именно туда указывала стрелка компаса, хотя до прошлой недели он так и не мог понять свою связь с этим учреждением. А потом увидел объявление о новой выставке, висящее прямо в витрине любимого кафе. Лайтнед бы и не обратил на неё никакого внимания, если бы не сестра, сидевшая напротив. Сначала она неприлично громко охнула, потом схватила Фредрика за локоть и буквально ткнула пальцем в объявление.

— Что ещё? — недовольно отрываясь от большой кружки шоколада, покосился тот на Лилию. — Заметила кого-то из своих подружек? Прошу, давай без этого. Они, безусловно, все милые, но после общения с ними мне хочется прополоскать рот с водой. Они не говорят, а будто зефир сыплют и мёдом сверху поливают.

— Выставка! — явно не услышав или не поняв половины сказанного ей, заверещала сестра. — Новая выставка, Фредрик. Послушай-ка! Попытаюсь прочесть. Так… «Уникальное собрание сокровищ, поднятых со дна Северного моря. Посетители смогут увидеть части легендарной ладьи, построенной в двадцать третьем веке, а также многочисленные предметы утвари, украшения и образцы оружия того времени. Все экспонаты относятся к так называемому зимнему походу сартийского княжича Османта. Опытные сотрудники музея про…»

— Погоди! — оборвал Лилию на полуслове брат. — Повтори ещё раз.

— «Уникальное собрание…»

— Нет, что там про княжича? — стараясь смотреть куда угодно, только не на объявление (приклеенное, кстати, с другой стороны стекла, от чего Лилии приходилось мысленно переворачивать каждую букву) и не на лицо сестры, потребовал Фредрик.