Сны хрустальных китов

С этими словами Тивисса взяла сито и принялась трясти им, будто бы просеивала что-то. Льющийся из окна солнечный свет разбивался сверкающими нитями. Путник так и застыл рядом, глядя как буквально из воздуха в глубокую посудину падает чуть желтоватая мука. Он заглянул в сито, подозревая какой-то обман, но там было абсолютно пусто. Ворожея глянула на гостя и звонко рассмеялась. Сущий мальчишка, впервые увидевший балаганные фокусы, вот как тот выглядел.

Когда в чашке накопилось достаточно света, женщина разбила в него принесённые яйца, добавила самого обычного молока и большую ложку густого, тёмного мёда. На вид волшебное тесто ничем не отличалось от обычного. Тивисса погрузила в чашку руки и принялась вымешивать его. Масса сначала ко всему липла, но постепенно женщине удалось слепить из неё шар. Тут в ход пошёл и коричневый порошок, и припасённые заранее дроблённые орешки. Ворожея била тесто, катала, всячески мучила, чтобы оно стало ещё воздушнее.

— Эх, забыла! — вдруг с досадой бросила она.

— Что?

— Да за домом, видел, такая травка голубая растёт? Мне бы одну-две метёлочки принести.

— Хорошо, я схожу, — решил Путник. Женщина с благодарностью улыбнулась.

Траву он нашёл быстро. Осторожно сломал несколько веточек с мелкими листочками, растёр в руках. Пахла она пряно и одновременно, свежо. Такую траву на его родине использовали лишь ведуны. От её сока любой металл быстро ржавел, а клинки тупились, а потому называли эту траву железной. А вот Тивисса сушила и заваривала её вместе с ягодами, клала в самодельные мешочки да оставляла между слоями сложенного белья, и вовсе не считала бесовским растением.

Путник замер посреди сеней. Из-за двери раздавался голос ворожеи.

Зима пургою вымещает злобу

И белый снег следы совсем укрыл.

Другую, шепчет, он нашёл зазнобу,

К твоей двери тропинку позабыл…

Знакомые слова и мелодия острым лезвием рассекли грудь. Откуда Тивисса могла знать эту песню? Где услыхала?

В детстве они с братьями часто бегали на площадь посмотреть выступления местного балагана. Старшему Мирдару всегда нравились представления, где показывались подвиги героев-богатырей и мудрых князей. Те спасали юных дев и сражались с чудовищами. И непременно девы всегда оказывались прекрасными, а чудовища побеждёнными. С размалёванными глиняными головами и матерчатыми туловищами, куклы приводились в движение с помощью палок или ниточек, тогда как любимый путником Петрушка был всего лишь по-особому сделанной рукавицей. И сейчас он чувствовал себя таким же персонажем пьески. Губы его шевелились сами по себе, только вот актёр, кажется, забыл все реплики.

Резко дёрнув на себя дверь, мужчина ввалился в кухню, испугав Тивиссу.

— Почему? — только и смог прошипеть он.

Дышать стало невозможно, воздух едва проталкивался внутрь, а выходил со свистом. В сжатом кулаке так и осталась сорванная трава, на которую он только сейчас обратил внимание и немедленно, словно какого мерзкого жука, бросил на столешницу.

— Что «почему»? — Женщина отставила тесто, вытерев руки о расшитый петухами рушник.

— Почему ты поёшь? — Снова не то.

— Я всегда так делаю. С песней и работа быстрее спорится. Да чего ты смотришь на меня так, гость дорогой? Али какая собака тебя покусала, пока ты за цветами ходил?

— Но почему именно эта песня? Прежде я её слышал лишь от одного человека.

— Ах, вот чего, — поджала Тивисса губы. — Не знаю, кто тот человек, а только мне её мать пела, а ей — бабушка. Песня эта старинная, в нашем роду её всякий знает.

— Вот как… — устало опустился на стул Путник.

Только сейчас он осознал, сколько же вёсен с тех пор прошло. Куда бы ни заносила его судьба, в каких краях не приходилось бывать, а слова эти, как и прежде, преследовали мужчину. Кутаясь холодными ночами в свой плащ, грезил Путник о родном пороге и той, что повторяла раз за разом, пока не смолкала самодельная дудочка: «Моя любовь, к тебе любовь до гроба, сама в ночи тропинку проторит…» Но чем дольше он бродил по свету, тем больше чудилось в тех словах скрытой угрозы. Тело певицы давно истлело, а Эхо стало одним из перьев Небесной Птицы, но песня продолжала звучать в голове её возлюбленного.

Тивисса тяжело вздохнула и заговорила, ни к кому не обращаясь:

— Не хорошо без оберега ходить. Никуда не годится. Тут-то, в деревне, ещё ничего. Пока стоит охранное дерево, никакая шушера сюда не сунется. А то вот мой дядька. Уж такой был пьяница беспробудный, а только всегда до дома в целости добирался. Через лес по ночам ходил, ни один зверь его не тронул, ни один человек не обидел. А стоило колокольчик потерять, так на следующий день его в овраге нашли с шеей свёрнутой. Решено, — женщина отщипнула немного теста, укладывая ровный колобок на жестяной поднос. Несколько таких же кругляшей уже красовались на нём, всего семь штук. — Завтра же пойдёшь со мной к колокольному дел мастеру.