Сны памяти

Кроме того, мы все вместе подрядились приводить в порядок библиотеку какого-то харьковского института: во время войны большая часть институтских библиотек была варварски разграблена, в остальных книги перепутаны, каталоги сожжены, Мы должны были составить заново каталог и расставить уцелевшие книги в правильном порядке. Бригадой руководила Лида Шершер — библиограф со стажем, такой работой она занималась еще до университета. Несмотря на свойственную всем остальным безалаберность, под руководством Лиды мы добросовестно справились с задачей. Работу завершили в конце осени 47-го года. Приблизился вожделенный день получения заработанных денег, и тут поползли слухи о грядущей денежной реформе. Граждане ринулись в магазины — скупать все, что можно было еще найти на полках, — часы, картины, продукты. А когда нам наконец-то выдали деньги, все магазины и барахолка были абсолютно пусты. Купить оказалось возможно только абонемент в филармонию, на полгода. Что мы все и сделали. Таким образом, и я стала обладателем абонемента на все имеющие быть концерты. Для меня это было, как говорится, что рыбе зонтик: до этого в жизни я не посетила ни одного концерта, и даже «Чижика-пыжика» распознавала с трудом. А тут пришлось ходить на концерты. Мне запомнился и понравился единственный концерт, на котором исполняли «Ракочи-марш» Берлиоза, не столько музыка, сколько антураж концертного зала: музыканты в белых манишках, дирижер, извивающийся перед ними и энергично взмахивающий палочкой. Но друзьям сознаться в том, что я полный профан в музыке (каковым осталась и по сей день), я так и не посмела.

Ну, ладно. Стихи, работа, студенческие проказы — а как же с гранитом науки?! Нам и в голову не приходило грызть его. Осмелюсь утверждать, что никакими науками никто из нас вообще не занимался. Ребята постарше знали художественную литературу, думаю, лучше большинства наших преподавателей. А темные валенки вроде меня ловили обрывки знаний из их разговоров, не сознаваясь в собственном невежестве. Я слушала курс общей лингвистики в изложении Александра Моисеевича Розенберга, русский язык (все разделы этого курса) у нас читали Баженов и Финкель, авторы учебника. По правде говоря, довольно посредственно читали. Не прогуливала я также курс античной литературы — его читал на украинском языке наш декан Вербицкий — просто мне нравилось, как красиво, артистично он читал лекции. И вся Лавочка дружно посещала лекции по западной литературе, которую превосходно читал Исаак Яковлевич Каганов. Нередко, прогуливая лекции, мы паслись в кабинете западной литературы, которым заведовала Вера Алексеевна Пычко, взрослая, замужняя женщина, но тем не менее почти что член нашей компании. Остальные преподаватели были безнадежно серыми людьми, некоторые стали героями факультетских анекдотов. Например, о преподавателе фольклора Кнейчере рассказывали, что в периоды любых идеологических кампаний он пристраивался в сумасшедший дом в качестве пациента, тем и спасался от «чисток». Но и лучшие преподаватели факультета вынуждены были сообразовываться с общим весьма низким уровнем студентов. Приблизительно третью часть нашего курса составляли пышнотелые, разодетые в крепдешиновые платья генеральские дочки, поступившие в университет, скорее всего, по блату.

Поэтому чтение любого литературного курса сводилось обычно к тому, что преподаватель пересказывал содержание того или иного произведения — «Отцов и детей» Тургенева, «Ромео и Джульетты» Шекспира и даже Достоевского и Пушкина.

Вот и вся наша наука.

Но все же, так или иначе, доходило дело до сдачи зачетов и экзаменов, до написания курсовых работ. Эта студенческая страда проходила обычно так.

У студентов-старшекурсников добываем старые конспекты (каждый год читается одно и то же, иногда даже в тех же словах и выражениях). Собираемся все вместе дома у кого-нибудь, а в хорошую погоду на старом заросшем городском кладбище. Вокруг этого кладбища понастроены студенческие общежития разных институтов. Сначала кажется, что кроме нас здесь никого нет, только над кустами висит какой-то неясный гул. Постепенно улавливаем — на соседней могилке студенты-технари долбят свой сопромат. Из-за другого куста доносится звучная латынь. Наши?! Нет, это готовятся к экзамену медики. Нам тоже сдавать латынь, но по другому учебнику и другой хрестоматии. Объединиться с медиками не удастся.

Приступаем к фольклористике. При всем нашем желании из конспектов вычитать ничего не удается, кроме общих фраз, и тогда применяем другую методику: узнав, что существуют такие фольклорные жанры — частушки, поговорки, сказки и т. п., мы принимаемся сочинять то, и другое, и третье. Чем не фольклорные произведения? Народ в данном случае мы и есть. Главное — чтобы было современное содержание. Ну, что-нибудь про нерадивого колхозника, про высокий урожай, осторожно можно и про районное начальство. Завтра блеснем перед Кнейчером своими познаниями в современном фольклоре, и он, удовлетворенный, поставит всем нам пятерки.