Сны Персефоны

— Да что тут говорить, — зло выпалила Гера, — кажется, тирания Зевса надоела людям, — она злорадно прищурилась: ничего, мол, будет и на моей улице праздник! — смертные призывают новых богов. Вернее, бога. Они зовут его Единым.

— Единым? — недоумённо произнесла Афродита. — И как же он справится со всем, что мы делим между собой? Разве возможно вместить в себя сразу столько сутей?

Она мотнула головой, чтобы отогнать видение, в котором Единый пожирал их всех, как Крон — своих детей.

— Люди помогут ему своими молитвами. Он станет очень сильным.

— И поэтому мы убежали? — Афродита не понимала: с этим Единым разве нельзя сражаться? И не таких повергали, когда вставали вместе, спиной к спине. И титанов, и гигантов, и Тифона.

Гера хмыкнула, но скорее печально и как-то обречённо.

— Наверное, мы бежим от себя. Потому что понимаем: нам нечего противопоставить ему.

Продолжать Гера не стала, развернулась, зябко передёрнув плечами, хотя воздух вокруг был по-настоящему раскалённым, и пошла в сторону большого зала, где всё ещё кипел спор царственных братьев. Оставив Афродиту таращиться в свою ровную спину и хлопать глазами.

Что ж, с Герой не вышло. Значит, будем допрашивать мужа.

Тут оказалось проще: достаточно было, услышав тяжелую поступь колченогого бога, соблазнительно прилечь на ложе, чуть оголив стройную ножку, томно похлопать ресницами, позволить бретельке сползти чуть больше дозволенного и вот уже…

Гефест, шумно дыша, опустился на колени у ложа. В глазах горел чистый огонь восхищения и того желания, которое возносит, а не унижает женщину, показывая ей: для меня — ты единственная, других не существует.

Он осторожно взял в руки изящную маленькую ступню и прижался губами к точеной щиколотке, а потом — начал целовать каждый пальчик, нежно всасывая один за другим по очереди…

Афродита прикрыла глаза, наслаждаясь изысканной лаской. Мало кто на Олимпе мог вообще представить, насколько нежным и при этом чувственным умеет быть, казалось бы неотесанный и грубый на вид Гефест.

Она поднялась, села, запустила пальчики в его густую тёмную шевелюру, нашла губы и поцеловала сама.

Главное, чтобы не взбесился от радости.

Но нет, отстранился. Смотрит насторожено. Не поверил.

— Что случилось, Дит? — спросил между тем взволновано. Сел рядом, из-за чего кровать жалобно скрипнула.

— Мне страшно, Гефест, — она прижалась к нему, склонила голову на грудь, вся сжалась. Её тут же сгребли в охапку, закрывая от бед и напастей. — Почему мы убежали? Что происходит? Ты обещал рассказать.