«Нет в мире никакого случая, а все действия имеют свою причину, но человек, сей узел, который звериное царство связывает с царством духовным, в лености и нерадении выдумывает слова, ничего не значащие, чтобы избавить себя от изысканий или чтобы прикрыть свое невежество».
Это светлое и стройное мышление дополняют несколько изречений «Диоптры», одной из новиковских книг, сожженных в Москве. Одну из «Диоптр» я нашел в Константинополе, куда ее занесло Бог весть какой судьбой.
Изречение «Диоптры» напоминают высеченные надписи древних гробниц:
«Жизнь, как корабль, бежит скоро, не оставляя ни следа, ни знака. Дни человеческие оставляют только запах мнений людских. Сей мир не наша земля, а Вавилонская темница. Только конец дает бытие вещам…»
Такого «бытия вещей» искали розенкрейцеры.
Конечно, во многом они повторяют магические и мистические учения Сведенборга, Сен-Мартена и герлицкого странника Якова Беме, который в тогдашней Москве едва не был сопричислен к лику святых. Во всяком случае, ходила тогда по московским домам молитва «Иже во святех отцу нашему Иакову Бемену».
Но есть у московских искателей и свое. Это «свое» не раз выражал розенкрейцер Семен Иванович Гамалея, любивший повторять слова апостола Павла о том, что «Царствие Божие состоит не в слове, а в силе».
Познание «бытия вещей» через познание силы Божьей, – магии Его, – и отыскивали розенкрейцеры.
В одном архиве я нашел записку, прямо раскрывающую, как они подготовляли себя к магическому созерцанию, к «Богопознанию», которое, по словам Сен-Мартена, «доступно путем особых духовных упражнений, когда человек может созерцать в себе самом свое божественное происхождение и Творца». Вот, по записке, эти «духовные упражнения»:
«Поститься 9 дней и ночей непрерывно. Омыться. В 9 часов вечера погасить огонь и лежать с открытыми глазами, не переставая молиться до полуночи, в ожидании видения».
Так, по-видимому, не на словах, а на деле искали они внутреннего преображения, наполнения силой Божьей для того, чтобы все кругом преобразить в чудо, в магию, а Россию в магическую страну.
Не знает потомок, что открылось московским магам. На всем безмолвная тайна. Ничего не знает. Но знает их трагедию.
17 февраля 1787 года 33 лет от роду скончался Иван Шварц. Князь и княгиня Трубецкие были при его последних часах и записали его последние странные слова:
– Радуйтесь, я был на суде и оправдан. Умру спокойно…
Есть также свидетельство, что «от ложа умершего распространилось благоухание».
Шварц похоронен по обычаю православной церкви в храме села Очакова, прямо против алтаря. На его белой плите высечены крест и герб. Неизвестно, что сталось теперь с могилой московского мага.
Место покойного занял Новиков. Он стал «единственным предстоятелем теоретической степени Соломоновых наук в России».
В доме «Дружеского общества» у Меншиковой башни в одной из горниц на столе, покрытом зеленым сукном, стоял под трауром мраморный бюст покойного магистра. В той же горнице было Распятье под покрывалом черного крепа.
В те годы члены «Дружеского общества» с общего согласия стали носить одинакового покроя и цвета кафтаны, голубые, с золотыми петлицами.
В своих ответах на опросные пункты студент Колокольников пишет об этих кафтанах: «Что касается платья, то я, ей-ей, ни от них, ни от других ничего не знал, какое их было намерение носить такой униформ». И дальше: «Членов компании можно было признать по голубым кафтанам, золотым камзолам и черному исподнему платью».
О московских мартинистах толковали по всей России и больше всего о том, что «они занимаются чертовщиной и чернокнижием».
Екатерина уже давно и с презрительным вниманием следила за таинственными московскими «персонами».
Государыню раздражали их «колобродства, нелепые умствования, раскол». Ничего другого она в них не замечала. Мартинисты для нее не лучше ловкого мошенника Калиостро, «лысого черта», как она его называла, одурачившего в Петербурге Елагина жизненным элексиром и отысканием философского камня.
Наконец, в 1786 году было приказано испытать в вере отставного поручика Новикова. Ответ митрополита Платона известен, но тем не менее книги новиковской типографии были к распространению запрещены.
Новиков почувствовал первые раскаты грозы.
С 1787 года он накладывает на орден Златорозового Креста «молчание и бездействие». Только голод того года вызывает орден к делу, и горячая речь Новикова отдает на помощь голодающим состояние Походяшина.
В том же году, через архитектора Баженова, мартинисты пытаются сблизиться с наследником престола Павлом Петровичем, который, по некоторым свидетельствам, вступил во франкмасонскую ложу во время своего заграничного путешествия и «был посвящен князем А.Б. Голицыным, последователем Сен-Мартена».
Через год были также отправлены в Лейденский университет воспитанники «Дружеского общества» студенты Колокольников и Невзоров.
Через два года, в 1791 году, скончалась жена Новикова, и он переселился из Москвы в свое подмосковное сельцо Авдотьино-Тихвино Бронницкого уезда с сыном, двумя дочерьми, с другом Гамалеей и вдовой И.Е. Шварца.