— Нет, пожалуй, вернемся немного назад. Итак — приход старшей Пановой к вам накануне вечером. Она нашла средство, подсказала образ и характер действий, вы его приняли, согласились с ней, обещали… А она ждет, теряет терпение, начинает сомневаться в вашей решительности — и приходит к вам! Прямо к вам в дом, зная, что жена ваша дома, — и рассчитывая на это! И, конечно же, она делает это вовсе не для того, чтобы передать вам какой-то идиотский норковый жир, который, может, и был у нее во второй бутылке, полученной от дьякона, — соседка видела эту бутылку! — а для того, чтобы поставить вас в тупиковое положение и сделать невозможной вашу дальнейшую жизнь дома! Вы для вида устраиваете скандал и выгоняете ее, но это преисполняет вас решимости, и вы начинаете действовать! Ночью вы ведете себя как образцовый муж, жена ваша ни о чем не догадывается, никаких подозрений и сомнений у нее не возникает, а утром заходит речь об обеде — и вы обещаете к обеду прийти, чтобы поесть вместе. И уходите на работу. А в пол-одиннадцатого вам сообщают о машине. О, это очень соблазнительно — отхватить машину! Хотя и несколько нарушает ваши планы. Тем не менее вы пишете заявление, запасаетесь письмом за подписью шефа, мчитесь в Искор на мотоцикле вашего приятеля Младенова и прибываете туда в пять минут двенадцатого. А там еще одна неожиданность — можно заплатить деньги сейчас же и взять машину! Вы звоните жене, требуете, чтобы она привезла деньги, потом… потом звоните второй раз! Второй раз! Это крайне важно. Зачем вы это сделали? Зачем звонили второй раз?
— Затем, что… — попытался он вставить, но я не дал ему договорить:
— Затем, что, скорее всего, именно в этот момент вас осенила идея, которую вы немедленно приводите в исполнение! Итак, вы на складе в Искоре, жены нет дома — она уже вышла и отправилась сюда, — вы садитесь на мотоцикл и мчитесь в город, а басня, которую вы мне тут рассказывали по поводу того, что, дескать, лежали в густой тени и ждали жену, оказывается махровой ложью.
— Мы уговорились встретиться с Тони…
— Верно, уговорились! — я опять перебил его. — И, действительно, встретились. На пять минут! Вы спешили — очень спешили! Домой. Там сейчас никого нет. Жена ваша едет в Искор, к вам… Зорка в это время на работе. И самое важное — вы же сейчас на складе, верно? А на самом деле — вы уже дома. Еда на плитке, приготовлена. Яд в вашей тумбочке, ключ от нее вы никому не доверяете, значит, никто туда проникнуть не может… И через минуту все сделано! Все… Скоро вернется жена, поест этот обед — одна! Потому что вы обедать не придете!
— Я взял деньги из тумбочки! Деньги! А не паратион! — вдруг заорал он и вскочил со стула. — Не паратион, а деньги! Мне не хватило на регистрацию…
— Но паратион-то был там, в ящике, не так ли?
— Да, был, но я взял только деньги!
— Вы бы выдумали что-нибудь более правдоподобное! Я спрашиваю вас еще раз — был там, у вас в тумбочке, паратион?
— Был… Но я взял деньги, а не бутылку… — тупо повторил он.
— Где же тогда эта бутылка? При обыске ее не обнаружили! Она что — испарилась?
— Не знаю! Я… я…
— Довольно якать! И сядьте на место. Вам все равно ничто, кроме правды, не поможет! А тут есть еще один острый момент — возвратились сестры. Совершенно неожиданно. Что тут делать? Им надо предложить поесть… Секунды колебания… А, так даже лучше, по крайней мере никаких подозрений — обед готовила Невена, а ели ее сестры… Вы объясняете, что вам необходимо немедля уйти, оставляете ключ, указываете, куда его положить после того, как они закроют двери, если к тому времени не вернется Невена… Вы уходите и предоставляете сестер их несчастной судьбе… Вскоре вы снова на складе в Искоре, жена уже там, ищет склад и вас, не сразу находит, потому что вы опоздали, но она этого не замечает, потому что она — рассеянная тетеря… Вы берете деньги, она уходит, уходит к трагедии, которую вы ей уготовили!
Я взглянул на него — ни следа прежней наглости и заносчивости, он сидел как в воду опущенный, глаза потухшие, пустые.
— Неправда это все… Неправда! — повторил он несколько раз.
Я позвонил. Вошел дежурный.
— Отведи его в соседнюю комнату, дай бумагу и ручку. — Я повернулся к Гено. — Идите и напишите все, как было. Подробно, ясно и точно. Может, это вам как-то поможет.
Он встал, безвольно отдал себя в руки дежурного и, тащась к двери, не переставал повторять:
— Неправда… неправда это…
Впервые я увидел море в июне. Бог мой, какая благодать… Дни долгие, тихие, жаркие. Свежая синева с утра спокойна, а поближе к вечеру, часам к пяти-шести, дует восточный ветер, пригоняет к берегу невысокую шуршащую волну с белой пеной, и мы идем купаться во второй раз. Вода теплая — до двадцати пяти, я вижу эти цифры, написанные мелом на доске у башенки спасателя. Берег неширокий, сразу за полосой песка и гальки — расцветающий боярышник, пышные кроны молодого канадского тополя, высокая крепкая трава, которую через месяц сожжет солнце, а сейчас она прохладная и сочная…