Со мною в ад

Мне было очень жаль Таню и оставлять ее ох как не хотелось, но что-то жгло меня внутри, ни на минуту не отпускало, не давало покоя. Я быстро натянул джинсы на еще мокрые плавки, надел рубашку, сандалии, чмокнул Танче в макушку (она отвернулась и не смотрела мне вслед), сел в машину и рванул с места.

Широкое шоссе в это время было почти пустым — жара загнала всех на пляжи, в кемпинги, в палатки. Я мчался как угорелый, радиатор перегревался, я с ужасом увидел, как стрелка термометра подползла к критической красной отметке. Но я был уже близко к цели, на всех парах влетел в город и резко затормозил у здания местного управления. Дежурный читал какую-то книгу. Увидев меня, быстро спрятал ее в стол.

— Есть что-нибудь из Софии?

— Пока нет.

Я знал, что сейчас звонить рано — обед. Надо было как-то убить двадцать минут. Рядом оказалась сладкарница, чудом открытая в это время. Я выпил кока-колу, съел мороженое, не почувствовав вкуса ни того, ни другого — словно траву ел. В час десять я набрал телефон комнаты, где сидел наш симпатичный стажер.

— Привет, Чинков! Как дела? — спросил я как можно спокойнее.

— Товарищ Дамов, это вы? — обрадовался парень. — Откуда вы звоните?

— Из Бургаса…

— Все в порядке, товарищ майор! Прокурор поддержал обвинение! Дело назначено к слушанью на четвертое… Быстро его провернули! Ну, а вы как? Как отдыхаете?

— Спасибо. Хорошо.

И повесил трубку. Парень, наверное, был задет и даже неприятно удивлен. Он так искренне обрадовался моему звонку, а я…

Обратный путь я проделал по жаре и пыли — машин на шоссе становилось все больше, пробираться среди них было все труднее. Настроение у меня было скверное, появляться в таком виде перед Таней и портить ей отдых очень не хотелось. Однако я никак не мог завершить начавшийся внутренний монолог, наплывали все новые мысли, доводы, рассуждения.

Значит, прокурор поддержал меня. Да что с него взять, умом он не блещет, да и профессионал посредственный. Ну никакого не чувствую удовлетворения, совсем наоборот. Вообще, наша работа… А при чем тут работа? Просто она, эта работа, скорее всего, не для меня, а вернее, я не для нее. Мне было бы гораздо лучше и легче быть, например, адвокатом. Или юрисконсультом какого-нибудь интересного предприятия. Нет, лучше адвокатом, чтобы заниматься человеческими страстями… Любовь, ненависть, ревность, алчность… Они существуют с тех пор, как существует мир, а в нашем новом обществе преобразились они или выражают себя так же, как сто и двести лет назад? При Бальзаке, Диккенсе, Достоевском? А мы? Что мы сами сделали, чтобы хоть как-то облагородить эти исконные человеческие страсти? Мало, мало сделали или вовсе ничего… Конечно же, мы должны быть сытыми, богатыми, красиво одеваться, но вот мы надели новый костюм, построили квартиру, сели в собственную машину — и что? Стали мы благодаря этому богаче духовно, прибавилось ли у нас благородства, человеколюбия? Да ничего подобного! Ах, если бы мы столько сил тратили на преображение души, сердца и сознания человека, сколько мы тратим на наше материальное обеспечение! Мелькают порой в воспоминаниях лозунги, плакаты, транспаранты и девизы — как полинялые краски на старых одеждах или выцветшие чернила на бумагах Бог знает какой давности, вот и все, что от них осталось. А ведь это были едва ли не главные средства «воспитания нового человека»…

В последнее время меня стали называть специалистом по убийствам. Так уж получалось, что ко мне попадали такие дела — случайно, разумеется, но постепенно случайности спрессовались в тенденцию, и я уже мог бы проследить какие-то закономерности по этой теме — так сказать, в исторической перспективе. Как писали когда-то: «Раньше и теперь…» Так что же, изменились мотивы этого — самого страшного — преступления против человечности? Один ударил соседа лопатой в грудь за то, что тот тайком проходил на свою дачу через его участок, скащивая таким образом дорогу; другой убил кассира АПК и унес тринадцать тысяч левов; третий разбил голову соквартиранта куском арматурного железа, потому что ему надоел храп и кашель. А Гено Томанов? Наполнил целый морг…

«Нет! Неправда! Не было этого!»

«Было, дружок, было! И сколько бы ты ни глядел на меня своими круглыми глазами и ни изображал ужас — было! Ты сам признался! Твоя несостоявшаяся теща ясно и точно передала, как ты сказал: „Я убил свою жену, я отравил ее и обеих своячениц, ее сестер, чтобы никто не догадался…“ Однако все догадались, что ты убийца! И Кислый, и прокурор, не говоря уже обо мне… И на суде скажешь все, скажешь как миленький! Припрем тебя к стенке фактами…»

Из-за поворота выскочил огромный черный «мерседес» — я чуть не врезался в него с ходу, но он, как ягуар, рванулся вперед, мелькнул своим обтекаемым задом и через секунду был уже далеко. Да, вот это машина, это скорость! А ведь классическая марка…