На пятый день появилась новая запись: «Неправда! Все не так! Не убивал я жену! Не убивал!»
И вдруг его прорвало. Он стал подробно описывать, как они с Невеной полюбили друг друга в старших классах школы, как поженились и родилась дочка… Не скрыл и последующее — как встретил Тони и она стала его любовницей, как жена узнала об этом, перехватив письмо Тони к нему… А потом Тони под влиянием матери, а больше сама Велика стала настаивать, увещевать, требовать от него решительных действий, иначе говоря — развода и женитьбы на Тони, как он мучился и терзался от раздвоенности чувств… Тем временем они стали без конца звонить жене на работу, обзывать ее дурными словами, оскорблять, а она плакала, и у него сердце разрывалось… Рассказал и как Невена однажды настигла их, когда они выходили из кино, и стала бить Тони, а Тони убежала от позора и решила порвать с ним… Как вскоре Пановы позвонили из Кюстендила и потребовали, чтобы он приехал за ними… Подробно, в деталях, описал, как в машине Панова сказала ему, что нашла наконец то, что нужно, как он испугался, когда понял, о чем речь, не захотел и дотрагиваться до бутылки, но она едва ли не силой сунула ему бутылку во внутренний карман пальто — и он отступил, сдался в ответ на ее угрозы, согласился и обещал… А когда приехал домой поздно ночью, жена уже лежала в постели, и он решил, что она спит, но она не спала, видела, как он ставит бутылку в тумбочку, и спросила, что это. Тогда он и сказал ей, что это яд для опрыскивания деревьев, трогать его нельзя ни в коем случае, две капли — и смерть… Он сказал так потому, что от испуга не мог ничего придумать, а потом был даже рад — пусть знает и не пытается даже в руки брать эту отраву, а то как бы чего не надумала от нервов и обиды… Так проходили дни, и он все никак не мог ни на что решиться, перестал ходить к Пановым и понял, что он возненавидел их… Тогда мамаша явилась как-то вечером к ним. Гено писал, что я был прав — она пришла для того, чтобы оскорбить жену, сделать его с ней дальнейшую жизнь невозможной и заставить его решиться на крайние меры. На другой день ему на работу позвонила Тони, и он пообещал встретиться с ней в обед, чтобы поговорить. Ну а потом появилась машина. Широко и подробно описал, как позвонил ему Младенов, как он взял у него мотоцикл, чтобы поскорее домчаться до склада в Искоре, и как вернулся в Софию в обеденное время, но не затем в основном, чтобы встретиться с Тони — это длилось всего пять минут, — а чтобы взять деньги, потому что все равно вместе с Невениными не хватило на регистрацию… И как в то время, когда он доставал деньги из тумбочки, пришли сестры жены, он открыл им, оставил свой ключ и помчался дальше на регистрацию машины… Потом они с Младеновым искали мастера Данчо, а тот работал в первую смену и уже ушел, как нашли его в Слатине, что он сказал им, сколько денег потребовал… И, наконец, как приехал домой и Зорка сказала ему, что Невене стало плохо и ее отвезли в Пироговку; она не сказала про отравление, а именно так — стало плохо, и он подумал, что у Невены что-то с сердцем… Дальше он признавался во лжи: не ночевал он у Дудова, и вообще много что скрыл от меня, и врал, в общем, все, все изложил — но нигде ни слова, ни даже намека на то, что он отравил или даже хотел, собирался, думал отравить жену. Именно в этот день. Может быть, в другой какой-нибудь день, когда ему всё и все на свете осточертеют, злая мысль могла пробраться в голову, но в этот день — ни-ни! Все его мысли были сосредоточены на машине, о которой он так давно мечтал.
…Я вышел из воды, лег на песок лицом вниз. Мне сразу стало жарко и душно, песчинки заскрипели на зубах. Холодные капельки как гвоздики упали на спину.
— Что с тобой? — Таня нежно положила мокрую руку мне на плечо.
— Ничего, родная, ничего. Все в порядке.
Она пошла в палатку переодеваться.
«…Вечером после отравления Гено прибежал к нам, — пишет Велика Панова. — Он был очень возбужденный… Ты ничего мне не давала… Я вас уничтожу… Толкнул меня и выскочил на улицу… Я убил свою жену! Я отравил ее… и обеих своячениц, ее сестер… Так будет лучше… никто не догадается!..»
Я встал и медленно двинулся к морю, зашел вглубь по грудь. Прохладные струи смыли с тела прилипший песок, освежили горячую кожу. Вернулся к палатке.
— Давай съездим в Бургас, Танче, — попросил я.
Таня сидела под козырьком палатки и расчесывала волосы. Она с удивлением поглядела на меня.
— Зачем? Что нам делать там? Ведь мы вчера только ездили…
— Мне надо позвонить в управление. Может, есть какие-нибудь новости…
— Но ведь вчера ты уже звонил, и тебе ответили, что ничего нет. Давай хотя бы завтра поедем, а?
— Нет, я не могу ждать до завтра. Может, уже появилось что-нибудь.
— Ну что ж, поезжай, если хочешь, — тихо ответила она, и в голосе ее я услышал обиду и грусть.