Соавтор (СИ)

— А слово «дракошка», по-твоему — есть? — фыркает Рич, и у него из носа вылетают две тоненькие струйки пара. Я хохочу. — Что ж мне теперь, с голоду помереть для твоей радости?

— Ну ладно, — говорю я. — Мне не жалко. Но сегодня-то?

— А сегодня у нас будет жареный ягненок, — говорит Рич и снова фыркает паром. — Свежий-пресвежий-пресвежий!

— Где же он? — я озираюсь.

— Как где? — Рич хихикает, встает и, уже направившись к выходу из зала, сообщает: — На кухне.

Я иду за ним. С ним не страшно ходить по лестнице — он ловко перебирает лапами, стелется по ступенькам, как змея, а я держусь за его крыло. Крыло плюшевое на ощупь; под плюшевой кожей — твердые косточки. Оно очень широкое — широкое-широкое, как у огромной бабочки; чтобы оно не мешало ходить, Рич сворачивает его вчетверо.

Кухня громадная, закопченная, очаг — размером с деревенскую избу. Мы никогда не топим его целиком — нам же не донести такие дрова, тут целые деревья нужны, а не просто полешки! Деревья — бревна без веток, из таких избы и строят — сложены в штабель у трапезной, мы их не трогаем. Хорошо, что у нас есть уголь. В угле папа и мама Рича пекли мясо — то есть, в золе, когда уголь прогорит… то есть, когда они были живы. А теперь мы готовим на этом угле все, что попадается — и нам пока хватает, а потом мы что-нибудь придумаем…

Ягненок лежит на полу совершенно мертвый. Мне его жалко, даже если он — еда. И еще — мне задним числом становится страшно за Рича.

— Ты его украл? — спрашиваю я сердито.

— Я его поймал, — возражает Рич. — Это был дикий ягненок. Он ходил далеко-далеко от стада. И никто ничего не заметил.

Ведет себя, как маленький! Хотя, между прочим, старше меня, а мне уже целых семь. Мог бы уже и начать соображать. Я хлопаю его ладонью по дурацкому каменному лбу:

— Такие ягнята — домашние! Тебе просто нравится воровать — людям назло! А если тебя кто-нибудь убьет?

Рич тыкает меня жестким носом в живот, так что я сажусь на пол:

— Не так это просто! Я сам могу убить кого угодно! — и пхыкает огненной струей на уголь в камине. — Видал?

— Да видал я уже сто раз! Твой папа в тыщу раз лучше так мог! А его все равно убили! А как в тебя стреляли из пушки, помнишь? Как было больно?

Рич молчит, прячет нос под крыло, где у него давно зажившая болячка от картечи. Говорит оттуда, снизу:

— Ну и что. Ну и кого угодно могут убить. Ну и дураки они все. Ну и мои разбились, а твои сгорели, и вся эта дурацкая война кончилась. И хватит уже. Давай чистить ягненка.