– Прочти второй раз. Ты хорошо пишешь.
Я снова прочитала свой эпизод, по ходу чтения замечая, как много ещё надо править в тексте, вычищать, сокращать.
– Ножницы? Почему она убивает его, меня, то есть, ножницами? Это как-то уж больно по-голливудски.
Мы оба засмеялись. Мирон включил музыку – еле слышно, я лишь разобрала что-то классическое.
– Слушай, а как он стал маньяком?
Я задумалась.
– Мы не прописывали так глубоко его биографию…
– Как же так? – Мирон с удивлением посмотрел на меня. – Ведь это самое важное!
– В черновиках, конечно, было… – Я осеклась.
– Ну же, смелей, Машенька. Я не посторонний. Я твой герой. Могу я как герой узнать, как я дошёл до жизни такой и что там задумано в самом-самом конце? На последней странице?
Мы выехали на пригородное шоссе. Синим сполохом промелькнул над головой дорожный указатель, но я успела заметить, что мы направляемся в сторону Долгопрудного, до которого, судя по километражу, было ещё пилить и пилить. Мирон напряжённо крутил головой, всматриваясь в знаки, чтобы не пропустить поворот, и трёхпалая татуированная ящерка шевелила хвостом на его шее. Наконец мы повернули в нужном направлении, и он чуть прибавил скорость.
– Ну так как? Он у нас с рождения псих?
– Нет… Почему же… Он нормальный был. До определённого момента. Катерина повернула ручку детонатора, понимаешь, рассказала ему о его сущности, и это стало триггером.
– Получается, жил-жил парень, а потом – бац, тумблер в голове повернулся и, как вы, девчонки, любите говорить, «упс»?
– Ну… Мы ж не с потолка это взяли. Белка… Белла, мой соавтор, консультировалась с практикующим психиатром…
– Понятно. Но скажу тебе как врач: ты должна быть очень осторожна с описаниями. Вот представь, попадёт ваша книга в руки настоящему больному. А?
Я засмеялась:
– И что, он возьмёт и сделает так же? Влюбит в себя, обманет и зарежет?
– Зря смеёшься, – ответил Мирон и подмигнул мне: – Расскажи-ка поподробнее, как он её пытал.
Я в деталях, какие помнила, начала рассказывать. Говорила я с вдохновением – именно так, наверное, и нужно, если хочешь кого-нибудь влюбить в текст, который пишешь. Остановилась я только тогда, когда дошла до самой последней написанной мною сцены – сцены с ножницами.
– Давай подумаем вместе, как могла бы закончиться книга? – осторожно предложила я Мирону.
– Тебе надо описать со всеми анатомическими нюансами, как она его искромсала. Меня, то есть…
Я взглянула на него. Лицо сосредоточенное, смотрит на дорогу…
– Мы с Белкой спорили, убить героя или оставить в живых.
– Зачем ему жить? Или вы задумали продолжение?
– Издатели настаивали, но если по сердцу, то надо мочить. История должна быть закруглённой, понимаешь? Написали – выдохнули – никакого продолжения. Нас и так эти бесконечные сюжеты с единорогами измучили. Один рыцарь перетекал из книги в книгу, пока мы его не убили и не выдохнули с облегчением.
Я взглянула на Мирона, полагая, что реплика про единорогов вызовет у него улыбку, но он был напряжён.
– Знаешь, давай мой язык передохнёт. А ты расскажи мне про свою работу.
– Что тебе рассказать?
– Ну… что ты делаешь, чем заполнен твой день?
– Это не так интересно, как твоё писательство.
– Всё равно! Ну пожалуйста! Я потом добавлю в книгу!
Он посмотрел на меня – долго-долго, и я испугалась, что мы врежемся в автомобиль, притормозивший впереди нас. Я охнула, Мирон резко нажал на педаль тормоза.
– Извини… Залюбовался тобой.
Он начал рассказывать про какую-то Людмилу, которая командует всеми в медицинском центре, и про старичков, называл их имена, процедуры – какие кому помогают, и, если не помогают, в чём причина. Рассказ его, несмотря на обилие ненужных деталей, был, тем не менее, очень интересен, и я подумала, что Мирон мог бы, наверное, неплохо писать.
– Ты хороший рассказчик.
– Да. Мне все говорят. А вот ты взяла бы меня в соавторы?
– В соавторы??? Да ты и так уже мой соавтор! Хотя бы потому, что ты – часть моей истории!
Мирон захохотал и продолжил рассказ про свою работу.
Я слушала и осторожно разглядывала его. Хвост линялой, полустёртой от неудачного выведения ящерицы вился по ключице, и я заметила, что шея Мирона красная, особенно в сочетании с кожей лица. Мирон продолжал говорить, а я пыталась представить, как у нас с ним всё случится…