Соавторы

Даже дыхание остановилось – так было хорошо. Настолько, что захотелось сию минуту услышать Белкин голос.

Белочка, родная моя, я не сержусь. Я люблю тебя. Моя жизнь за три последних часа повернулась на сто восемьдесят градусов. Напротив меня сидит любимый человек, и я ему нравлюсь. Мы едем на дачу, и, чёрт возьми, я не упущу этот шанс, несмотря на то, что опыта с мужчинами у меня с гулькин нос. Не упущу! Не упущу!

…Я разговаривала с Белкой в своей голове, как по привычке с мамой, и простила её, и просила сама у неё прощения. И господи, что бы я только не отдала, чтобы услышать её голос: «Машка, с тобой всё в порядке?»

Всё в порядке, Белочка. Когда я вернусь, счастливая, в Питер, мы сядем, обнимемся, и расскажем друг другу всё-всё. Я – как была с самым лучшим на свете мужчиной (и да, ты будешь ругать меня за то, что нарушила принятое нами табу, втянула персонажа в свою реальную жизнь); а ты поведаешь мне о своём сыночке, и мы вместе съездим навестить его, я вот дельфина ему купила…

– Ау, Машенька, ты здесь? – тихонько тронул меня за локоть Мирон. – Или уплыла за облака?

Чужеродное, но тактильное «Машенька» мигом вернуло меня на землю.

– Мирон, можно, я позвоню с твоего телефона?

– Кому? – Он ревниво посмотрел на меня. – Парню? Ты же говорила, что не помнишь ни одного номера.

– Надо погуглить в сети, открой, пожалуйста, интернет.

Мирон не спешил давать мне телефон.

– Знаешь, я ведь тоже никому не говорю, что хочу сбежать на природу. Давай, это останется нашим секретом?

– Тогда я никуда не поеду, – бросила я лживую фразу. – Мне нужно найти контакты детского дома.

Мирон округлил глаза, но больше ничего не сказал, лишь сделал жест официанту, чтобы принёс счёт. Потом помедлил и вытащил телефон.

– Говори, что нужно найти.

– Детский неврологический интернат в Сланцах.

Мирон долго смотрел на меня, потом начал водить пальцем по экрану.

– Да, есть такой. Два номера: общий и бухгалтерия.

– Можно? – Я протянула руку и, взяв у него телефон, вышла в холл ресторана. На часах было десять. Застать кого-нибудь в сланцевском интернате казалось маловероятным. Но это была единственная ниточка к Белке.

На моё удивление, трубку сняли после первого гудка.

– Здравствуйте… – пробормотала я, сожалея, что не подготовилась к разговору. – Это интернат?

– Да, – ответил усталый женский голос.

– Простите, мне очень надо поговорить с кем-нибудь, у кого есть телефоны родителей ваших детей.

– Вы можете поговорить со мной, я директор.

В трубке тяжело выдохнули. Я вспомнила, что письмо, которое я нашла в Белкиной коробке, было подписано „Попова В. И.“».

– Простите, – снова глупо промямлила я, – ваша фамилия Попова?

– Да. Валентина Игоревна. А вы по какому вопросу?

– Валентина Игоревна, меня зовут Мария Келдыш. Моя просьба покажется вам странной, но мне очень нужен телефон мамы одного мальчика, Славика Закревского. Её зовут Белла. Белла Георгиевна Закревская. Я понимаю, что уже поздно, но…

– Мария, мне очень жаль, но мы не сообщаем телефоны родителей. Вы должны это понимать.

– Я понимаю, – обречённо сказала я. – Но клянусь, я не журналистка и не мошенница. Я… Я очень близкий Белле человек, можно сказать, сестра-близнец. Мы живём в одной квартире. Я сейчас в Москве, мой телефон украли, а мне срочно надо связаться с ней. Я звоню вам, потому что вас я смогла найти в сети. Поверьте, Валентина Игоревна, у меня нет никакого злого умысла, мне очень нужен номер Закревской. Ну как мне доказать вам? Я знаю Славика, я ему игрушку купила, дельфинчика, мы вместе с Беллой очень скоро навестим его, может быть на этих выходных…

– Славика нет с нами уже год.

– Его усыновили? – выдавила я, предчувствуя ледяную беду.

– Нет. Он умер. Если вы его знали, вы понимаете, какой букет болезней у него был.

Я ошарашенно молчала.

– Мне очень жаль, Мария. Я ничем не могу помочь. Всего доброго.

Я привалилась к стене, опустив руку и чуть не выронив телефон. Вздохнула глубоко, чтобы унять бешеный пульс в голове, и увидела Мирона, стоящего рядом и сканирующего меня взглядом.

– Говорил же тебе, грустноглазая, не надо звонить никому. От звонков одна неприятность. Ну что, пошли?

Я молча кивнула и направилась за ним к выходу.

* * *

Мы долго прорывались к выезду из города, Мирон тактично молчал, вероятно, понимая, что мне необходима тишина. Был момент, когда я даже не знала, как нарушить затянувшуюся паузу, что сказать ему. Он курил в приоткрытое окно, размышлял о чём-то, и мне с грустью подумалось, что о своих мыслях он не расскажет мне никогда. От его дыхания меня немного замутило, я часто задышала носом, что всегда помогало.

– Что-то не так?

– Нет-нет. Всё отлично.

Попросить его не курить было выше моих сил. Я гнала мысль, что мне надо будет как-то пересилить себя во время поцелуя. А то, что мы будем целоваться, – много и долго, – было очевидным. Я не маленькая девочка, я прекрасно понимала, зачем мы едем на чью-то дачу. От предчувствия момента, когда мы окажемся наедине, кружилась голова.

– Я хочу, чтобы ты прочитала мне ещё. – Мирон потушил сигарету и тут же достал новую.

– Но я прочла всё, что было в распечатке.