– А я никуда не уезжала.
– Да тут вот слушок прошел, что тебя того… оборотень порвал?
– Нет, как видишь. – Рука крепче стиснула стакан.
Вокруг засмеялись.
– Да чего ей сделается? – усмехались знакомые и незнакомые. – Она ж баба! Там давно все порвано. Иль у тебя так долго мужика не было, что все заросло и хоть заново дыру проделывай?
– Не твое дело.
– Где уж нам! Ты вон с какими шляхтичами расхаживаешь, до тебя не достать!
Это Гусь вспомнил про Тодора Хаша, с которым я недели три назад выпивала тут же, в таверне, отмечая перемирие.
– А как же, – послышались другие голоса. – Высоко пташка взлетела! Крылышки-то не болят?
– Как бы у тебя зубы не заболели, – проворчала я в ответ, но тихо. Не хватало еще нарваться на драку. Конечно, у меня хороший меч, да и дерусь я неплохо, но выстоять в одиночку против десятка мужиков? Это невозможно. Сомнут числом, даже если успеть прижаться к стене. Не доберутся с мечами, используют лавку, как таран. А получить деревяшкой в живот – кратчайшая дорога на тот свет. Одна радость – сейчас, днем, тут почти все трезвые и понимают, что будут жертвы. Живой я не дамся и кого успею с собой прихватить – еще вопрос. Никому не хочется со мной за компанию отправляться в Бездну. И было бы из-за чего. Тем более что я еще и своя – такая же пехота, ту же грязь в походах месила, в тех же переделках бывала, тоже осталась живой.
– Повезло тебе, – еще со злобой, но уже остывая, ибо был слишком трезв, чтобы этого не понимать, процедил Гусь. – А вот Сусленя он задрал.
– Кто, оборотень?
– А то кто ж? Не слыхала, что ль?
Со всех сторон послышались голоса – мол, верно, так оно и было. Кое-кто из шутников и острословов пытался высказываться в том смысле, что, увидав меня на узкой дорожке, оборотень так перепугался, что сам кинулся сдаваться «орлам». Шутку подхватили, обсасывая на все лады – и что его мой протез напугал, и что «дырку проделать» не смог и решил покончить с собой от позора. Знали бы они…
Настроение испортилось. Понимая, что этим только дам пищу для новых шуток, я бросила на стол серебряный грош за недопитую бутылку вина и ушла из таверны.
Не люблю ездить верхом – и умею плохо, и садиться-слезать из-за протеза тяжело. Потому взяла коня за уздечку и зашагала прочь. Шла, не чуя ног, и остановилась только в двух шагах от ратуши, замерла как вкопанная. Рядом находилась городская тюрьма, похожая на ратушу как две капли воды. Наверное, строили одновременно и решили особенно не ломать голову. Все равно именно в ратуше обычно происходит суд. И путешествие из одного здания в другое часто является предпоследним в жизни – если последним считать путь на эшафот.
У князя сегодня был первый допрос. Что спрашивал у него пан Вышонец? Что отвечал ему Витолд? Применяли ли к нему «особые» приемы? Нет, князя не должны были пытать, если речь не шла о государственной измене. Но вот оборотень запросто мог попробовать и клещи, и каленое железо. И не важно, что он в человеческом облике. Зло многолико и коварно, чего его жалеть?
У боковых дверей, ведущих в тюрьму, подле коновязи стояла знакомая лошадь, крытая попоной с гербом ордена Орла – распластавшей крылья двуглавой хищной птицей. Значит, брат Домагощ еще здесь. И значит, они его все-таки… Сволочи! Они не «орлы» – они стервятники!